Я остановила машину на перекрестке, размышляя, куда повернуть, дабы сберечь максимум своих нервных клеток. Поверни хоть куда, совсем без ущерба не обойдется.
Направо – продуктовый маркет мистера Бови, где всенепременно в этот час будет он сам, а перед входом на складных стульях его супруга в обществе своих престарелых подружек. И, увы, среди моих бойцовских навыков нет способности отмахаться от желающих получить все новости из первых уст словоохотливых старушенций. Старость меня учили уважать.
Налево – забегаловка Элли Смит, и там в такой час тоже хватает народу, опять же жаждущего новостей.
Зато вот у меня не было ни малейшего желания общаться. И сил тоже. Потому что мне нечего сказать всем этим людям. Нечем их успокоить. Мне нечем успокоить даже саму себя. И дома шаром покати, я целый день голодная, как собака. Но говорить с кем-либо сейчас… Нет, не могу. Хочу домой, принять долгий обжигающий душ с тем самым мужским гелем, от сильного запаха которого начинает свербить в носу. Но зато он прекрасно справляется с задачей изгнания из моего обоняния намертво вцепившегося в рецепторы и сознание запаха крови и тлена. Как жаль, что “развидеть” и забыть он помочь не в силах. Хотя я и не хочу этого на самом деле. Я хочу найти ту мразь, что творит такое. Найти и покарать. Вот только, пока не смогла это сделать, почти перестала спать. Помогает пара бокалов вина или пиво.
Очень опасный признак. Плавали, знаем. Потому дома ничего и не держу уже давненько.
В зеркале заднего вида я засекла Теда Андерсона, что двигался в мою сторону очень целенаправленно. Что сегодня? Расспросы или очередной подкат? Может, ему руку еще раз сломать, чтобы его пыл романтический подостыл? Хотя… Сколько еще я собираюсь быть одна? Мама уже дыру в голове проклевала про то, что в моем возрасте нормальные женщины то и это, а у нее самой уже вообще мы с Коннором были и Эстелла в проекте, и так далее и все прочее. А Тедди вполне себе вариант. Школьный учитель, помимо основных занятий еще и тренирует нашу команду по лякроссу. В местных барах зависающим до закрытия не замечен, в принципе пьет редко, помешан на правильном питании и здоровом образе жизни. За каждой юбкой не волочился. Если честно, волочился он упорно уже пятый год за мной, проявляя раздражающее постоянство. Симпатичный, если не сказать даже смазлив и весь из себя какой-то… правильный. Настолько, что меня с души воротит. Вот и где логика? Казалось бы, мечта мужчина для меня, шерифа этого округа. Идеальный вариант.
Я нажала на педаль газа, делая вид, что Теда не заметила, и таки покатила домой без продуктов. Черт с ним, за ночь от голода не помру.
Но, естественно, было бы чудом, если бы моя попытка скрыться от всех сработала. Только повернув на подъездную дорожку, я засекла красное свечение кончика сигары Коннора. Брат, как обычно, расположился на моей маленькой террасе, вкатившись по пандусу, что сам и построил. У Коннора был ключ, но он упрямо предпочитал дожидаться меня снаружи в любое время года.
Заглушив движок, я сложила руки на руле, пялясь на темный силуэт и не спеша выходить из машины.
– Перлита Луиса Франсиска Сантос, просиди ты в машине хоть до утра, я никуда не денусь отсюда, пока мы не поговорим! – раздался раскатистый хриплый рык спустя пару минут.
Как будто я этого и так не знаю.
– Вообще-то у меня есть вполне себе законное право отказаться разговаривать с тобой, – ответила, выбираясь с тяжким вздохом из джипа.
– Эта законная хрень ни черта не работает в нашей семье, – нахально фыркнул братец. – И уж тем более она не работает в отношении старшего брата.
– Вовсе нет, – заведомо проигрышно попыталась отбить я. – Это ты не в курсе, что эта фигня про всесильного старшего брата перестает работать, как только женщина становится совершеннолетней.
– Девушка, – буркнул брат, и я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Я и в сто лет для него девушкой буду, а женщиной меня может сделать лишь законное замужество и минимум трижды материнство. Да-да, мой старший братец – патриарх хренов. Девятнадцатая поправка к Конституции? В принципе такое понятие как “равноправие полов”? Не-а, не слышал ни разу и плевать на них хотел.
Я подошла к нему, чмокнула в колючую щеку, вдохнув запах сигарного дыма и пива, что каким-то чудом никогда не казались мне неприятными именно от него.
– Коннор, я адски устала, дико голодна и вот ни капельки не готова говорить хоть о чем-то. Серьезно.
– А то я тебя плохо знаю, – он что-то взял с деревянного пола у правого колеса своего кресла и сунул мне в руки. Пластиковые судочки в три яруса, обвязанные аккуратно чистым кухонным полотенцем. Могу поспорить что там тако с индейкой, мой любимый пряный суп из черной фасоли и мамины знаменитые панкейки с апельсиновым соусом – черт, я сейчас слюной захлебнусь от едва уловимых ароматов и одной мысли, что уж сегодня я лягу спать по крайней мере сытой. Благословенна будь материнская забота о всех ее путевых и не очень отпрысках! Можно уехать из родительского дома, притворяясь самостоятельной и взрослой, но это отнюдь не значит, что она перестанет готовить на всех своих детей, вне зависимости от того, сколько миль потребуется этой еде, чтобы достичь адресата. – Но это все равно не позволит тебе увернуться от разговора. Один из твоих помощников, Джейсон, мне сказал, что ты сегодня ездила в соседний округ. Вот за каким хреном, а?
– Я этому Джейсону взыскание за разглашение сугубо служебной информации однажды вкачу! – огрызнулась я, отпирая дверь и бережно прижимая к груди драгоценный ужин. – Или вовсе уволю! Какого черта он треплет языком с каждым встречным?
– Во-первых, я не первый встречный, а твой брат! Во-вторых, вопрос не снят – какого черта ты поперлась туда, Перл?!
– Я не собираюсь перед тобой отчитываться, Коннор!
– Какого хера! – зарокотал брат, преследуя меня. – У тебя забрали это дело, Перл, на кой ты продолжаешь в него лезть?
– Я сказала, что не буду с тобой об этом говорить!
Еще пять минут этого бессмысленного спора, и даже зверский голод уступит место желанию захлопнуть дверь перед носом любимого брата, что сейчас хуже занозы в отсиженной перед монитором рабочего компьютера задницы.
– А я с тобой буду! Какого дьявола ты никак не успокоишься, а?
– А с чего мне успокаиваться? – вспыхнула я, таки не выдержав. – Разве они его уже поймали? Просто забрали мое дело! Просто забили на раппорт и собранные мной материалы, сделали важные протокольные рожи, и все на этом! Ни черта они не делают!
– Делают или нет, тебе откуда знать?
Ну да, супер важные федералы перед нами, местечковыми блюстителями порядка, отчитываться не обязаны. Работают они. Не спеша. Ведь это не им смотреть в глаза людям, страстно желающим услышать наконец, когда их жены, сестры, дочери смогут ходить по улицам спокойно, не рискуя однажды исчезнуть и найтись потом в виде растерзанных останков в глухой чаще. Им вслед не плюет каждый раз мать Хуаниты Варгес, проклиная за то, что у меня нет для нее имени мерзавца, отнявшего жизнь ее ребенка.
