Сон в оказался руку. Даже не сон, а что-то вроде видения, эгрегор его разберёт, что такое! Про эгрегора она прочла в книжке, что ей попалась накануне. Книжка учила, как управлять своей жизнью, автор с броской фамилией, из тех, что сразу застревают в памяти, рассказывал, как остановить мысли. Остановить, чтобы ни о чём не думать, и тогда первое, что придёт в голову – подсказка и ответ на твой вопрос от некоего эгрегора. Ну, вроде как от ангела-хранителя, который и рад бы тебе рассказать, как жить дальше, да голосок его слабый теряется в той болтовне, что обычно у людей в головах крутится.
В то утро в гостинице Натка проснулась рано, заняться было нечем, ну она и потренировалась. Всё, как в книжке сделала: расслабилась, почувствовала в руках-ногах тепло и тяжесть и чтобы другие мысли вытеснить завела в голове шарманку: «Что меня ждёт через неделю, что меня ждёт через неделю?». Минут через пять внутреннего бормотания она впала в дремотное состояние, и тут ей картинка привиделась. Высокая лестница, ступени накрыты красной дорожкой, дорожка приводит наверх. Наверху – стол письменный. Из-за стола встает и уходит в сторону Нина Степнова, директор их студии телевидения. Уходит, словно место кому-то освободила.
Натка удивилась тогда, с чего это ей Нина привиделась. Она в Москве и думать про неё не думала, вообще про работу не вспоминала. Вернулась в Северск – и нате вам, пожалуйста.
Журналистка Северской студии телевидения Наталья Никитина стояла перед доской приказов и таращилась на свеженький листок, где черным по голубому (видимо, белая бумага в принтере закончилась) было написано, что в связи с увольнением Степновой Н.А. по собственному желанию заместителем председателя по телевидению назначается Прянишников И.Я. И подпись нового председателя их телерадиокомпании – С.В. Пузанов. Так, значит. Нина ушла, а Кеша теперь начальником.
То, что Гудков хочет спихнуть Ревнёва, председателя Северского филиала государственной телерадиокомпании, было ясно давно. Не устраивал губернатора чужой человек на идеологическом передовом крае. Слишком долго и тяжело шел Гудков к своему губернаторству, чтобы пустить на самотек собственный пиар. Своей волей спихнуть не мог – нужно было в Москве договариваться. И вот прошёл слух, что договорился.
В аккурат перед Наткиным отъездом на сессию студия три дня стояла на ушах. Слух прошёл, что Ревнёва не просто снимают… На его место сажают Раису Ненашеву. И вот это было катастрофой!
Сорокашестилетняя Раиса, когда-то работавшая здесь диктором, несколько лет назад организовала в городе коммерческую студию телевидения «Товарищъ». И обрела себя! Из четырёх часов ежевечернего вещания два она отводила себе любимой. В ежевечерней передаче «Дорогие мои северцы» Раиса в начесе, бусах и макияже на уже расплывшемся, но еще миловидном лице по два часа беседовала со зрителями. Читала письма про протекающие потолки и холодные батареи, про ветхие дома и очереди на квартиры, про зарплату учителям, задержанную на три месяца, про наглых продавцов, которые обсчитали и обвесили. Читала с надрывом, со слезой в голосе и безмерным сочувствием к автору, говорила «дорогие мои горожане» и «родные мои земляки», призывала потерпеть и не отчаиваться, обещала лично пойти к злодеям и призвать их к ответу, а потом показать этот ответ честному народу. И действительно: ходила и показывала. Совала микрофон в унизанной перстнями руке ошалевшему директору теплосети, и тот клялся, что в квартирах потеплеет – мэрия нашла деньги на закупку угля, топить будут. Показывала заместителя мэра, который неубедительно бормотал об отсутствии денег в городском бюджете на ремонт домов и что на учительскую зарплату купили уголь для котельных, чтобы город не замерз. А зарплату отдадут, когда из Москвы денег пришлют на уголь. Призывала к ответу директоршу гастронома, которая с перепуга пообещала уволить всех продавцов разом, чтобы не обманывали честных граждан. И с каждым из собеседников Ненашева обязательно делила кадр, красовалась своей норковой шубой, шапкой, посверкивала бриллиантами на пальцах, сжимавших микрофон. Микрофон обличительно вонзался в собеседников, отчего те косели, сведя глаза к решётчатому набалдашнику с названием «Товарищъ».
Дав собеседникам чего-нибудь пролепетать, Раиса разворачивалась к камере и, оттеснив бедолагу (с её-то статями – повела бедром, и готово дело!), опять выдавала нечто вроде «Как видите, дорогие мои земляки, Пал Палыч Имярек пообещал нашему корреспонденту, что безобразия, которые отравляют нам жизнь, обязательно прекратятся. А мы, родные мои северцы, будем внимательно следить, как люди, которые обязаны делать нашу жизнь в этом суровом и красивом городе радостной, весёлой и достойной, справляются со своими непосредственными обязанностями. Пишите нам, дорогие мои, обо всем, что вас волнует, о том, что мешает вам жить в нашем прекрасном северном городе, и мы обязательно от всей души, от всего сердца откликнемся на ваши письма…» и ля-ля-ля и бла-бла.
Ненашева в такие моменты походила на обряженную в меха и бриллианты пародию на Валентину Леонтьеву и американского проповедника-иеговиста одновременно. А жанр её работы северские журналисты с чьей-то едкой подачи стали называть «сопли в сахаре». Телевизионщики над Раей подхихикивали – чего ещё ждать от выпускницы торгового техникума. Дикторша, она дикторша и есть. Жалели двух корреспондентов, довольно толковых ребят, которых она выпестовала и которые делали новости в той же местечковой, многословной, изобилующей эпитетами и междометьями манере. Хотя отдавали должное Раисиной хватке и выносливости. Ненашева лично ездила с губернатором по области, носилась за ним с микрофоном в своих мехах и на шпильках. А затем, пока ГТРК «Северск» старалась не засорять эфир излишками губернаторской деятельности, еженедельно устраивала специальные выпуски минут на шестьдесят, где доверительно сообщала «дорогим северцам», чем озабочен их избранник-губернатор. И перемежала свои выступления обильными цитатами корявых губернаторских изречений. Так что в эфире «Товарища» царили двое – Гудков и Ненашева.
И вот теперь, похоже, к этому царству решили присоеденить и «Северск». От таких известий всем стало не до смеха. Одно дело хихикать, как Раечка блистает на своём канале, тем более, что благодарные бабушки-пенсионерки от неё млеют и все свои горести «телевидению» выкладывают. Другое дело пустить эту козу в свой огород. Который Степнова, между прочим, целый год пропалывала и засевала.
