– «Смерть обрела воплощение», – вслух прочитал Обби.
Ещё вчера надписи не было. Обби провёл пальцами по кирпичной стене, чувствуя, как по коже бегут мурашки от скольжения по шероховатой поверхности. Поднёс руку почти вплотную к глазам – подушечки пальцев окрасились в белый. Свежак.
Он ещё раз осмотрел надпись – вместо первой буквы «о» неизвестный автор нарисовал стилизованное лицо Старика с сигаретой в зубах. Обби покачал головой. Он не понимал, как можно шутить над такими вещами.
Обби попал в портовый район двадцатилетним пацаном. Обычная история – связался с плохой компанией в колледже, попробовал интокс. Правда всплыла, и, чтобы не подставлять свою шкуру, парни подставили шкуру Обби. Ему грозил срок, но будущий биолог решил, что лучшим выходом будет сбежать, попутно поквитавшись с предателями. Итог – двое «друзей» в реанимации, один в коме. А Обби оказался в порту.
Первым человеком, которого он там встретил, был бродяга, предложивший составить компанию по выпивке. Сильный стресс в тандеме с паникой решили за него, и Обби согласился. Когда он очнулся после попойки, бродяга исчез, забрав все его вещи и анальную девственность. Дальнейшая судьба определилась сама собой.
…Обби оторвался от воспоминаний, услышав серию звуков в переулке. Кто-то прошёл там, громыхнул тяжёлой крышкой контейнера и выкинул в него что-то – Обби давно научился определять такие действия на слух.
Язык заскользил по растрескавшимся, шершавым губам. Еды не было почти двое суток. Вдруг произойдёт чудо, и в контейнере окажется сочный кусочек бифштекса? Обби сглотнул.
Создатель, надеюсь, там будет хоть что-то.
Обби заглянул в переулок. Темно, как в жопе. Мрачное, грязное место меж двух обшарпанных зданий, куда не проникал даже тусклый свет электрического фонаря. По бокам, рядом с чёрными ходами забегаловок, стояли ящики для отходов. Некоторые были переполнены, отчего в воздухе витал отвратительный смрад. Во всем переулке не было ни души, стояла полная тишина.
Доковыляв до нужного, как он считал, мусорного бака, Обби остановился и потянул носом. Едой не пахло даже близко – всё перебивал запах тухлятины.
– Надежда умирает последней, – пробормотал Обби, залезая в контейнер.
Свалившись на гниющую кучу, бродяга принялся рыться в ней, пытаясь отыскать мифический бифштекс. Голод затмил его сознание – он даже не подумал о том, что, будь здесь еда, она лежала бы сверху. Обби раскапывал нечистоты, ломая ногти; острые края пластиковой посуды царапали загрубевшую кожу. Вони он уже не чувствовал.
Вдруг его пальцы наткнулась на что-то мягкое. Обби улыбнулся. Он рванул это что-то, опасаясь потерять добычу в груде мусора, и внимательно рассмотрел находку. Бифштекс. Кишащий личинками.
– Сука!
Обби в сердцах лягнул пластмассовую стенку контейнера, и, отбросив тухлятину, попытался выбраться наружу. Движение получилось слишком резким – в глазах тут же потемнело, и Обби упал. Лёжа на спине и подыхая от разрывающего его чувства голода, он понял, что смотрит на кусок гнилого мяса. Почему-то он уже не вызывал сильного отвращения.
А, какого хера?
Кое-как выбравшись из контейнера, Обби сел на ледяную землю, привалившись спиной к баку. Держа ужин в руках, он собирался с духом и параллельно вытаскивал личинок. Разум протестовал против того, что должно было сейчас произойти.
Чёрная полоса, убеждал себя Обби. Такое бывает с каждым. Не может быть всё время плохо. Сегодня он пересилит себя, а завтра найдёт целый бургер. Или ломоть мясного хлеба. О, как давно он не ел мясной хлеб!
Ну же. Просто зажми нос и представь, что ешь мясной хлеб. Мясной хлеб, такой мягкий и тающий во рту… Создатель, что бы сказала мама, увидев меня сейчас?
– «Ты должен выжить, сынок», – вот что бы она сказала, – прошептал Обби. – «Любой ценой».
Сделал глубокий вдох, зажал нос – и вдруг понял, что в переулке он не один.
В нескольких шагах перед ним возник силуэт. Сначала Обби подумал, что это бродяга, услышавший возню в контейнере. Но когда человек подошёл ближе, всё стало до ужаса ясным.
Незнакомцем оказался старик лет семидесяти, облачённый в чёрную мантию, колыхающуюся на ветру, которого не было. Белоснежные волосы, ниспадающие на лоб из-под капюшона, были расчёсаны и ухожены; морщинистое лицо, словно изваянное из серого камня, излучало уверенность, спокойствие и вызывало чувство благоговения. К подобным людям обычно тянутся, идут за ними.
Вот только этот – не был человеком.
– Здравствуй, Обби, – произнёс Старик. Голос не выражал никаких эмоций.
– Эм… пр… здра… – промямлил Обби. В горле встал ком, и бродяге пришлось прокашляться, прежде чем продолжить: – Кхм! Я не… кхм-кхм… как там у вас это положено… твою мать! Когда и как?
– Завтра вечером, в девятнадцать сорок одну. Пищевое отравление.
Обби посмотрел на бифштекс и отбросил его, словно тот обжёг руку.
– Но я же не съел… – прошептал он.
Старик не услышал:
– У тебя есть выбор, Обби. Ты можешь уйти со мной или умереть здесь. Подумай как следует, и завтра, когда я приду, сообщи о своём решении. В твой чип уже поставлена метка компенсации.
Компенсация… Да, Обби знал, о чём речь. В таких ситуациях всем положена компенсация. Даже такому ничтожеству, как он.
– Жаль, что так вышло. Удачи, Обби.
И Старик растаял в воздухе.
* * *
Обби в нерешительности стоял у дверей «Кортала». Желудок разрывало от голода, натруженные ноги гудели, но бывшего бродягу терзал вопрос: пустят ли его, несмотря на компенсацию? Ведь от него разит помоями, да и вид не лучше – спутанная борода, драное меховое пальто, которое он спёр по случаю надвигающихся морозов у другого бродяги, босые ноги, покрытые толстой коркой грязи… Но тут дверь приоткрылась от сквозняка, и в нос ударил восхитительный аромат жареного мяса с луком. Обби отбросил сомнения и зашёл в бар.
От усилившегося запаха еды закружилась голова. Обби выбросил руки вперёд, чтобы не упасть, и упёрся во что-то мягкое. Оглушительный женский визг и мужской мат слились для него в единый звук, и Обби, не желая получать по морде в свой последний день, закричал:
– Старик! Ко мне пришёл Старик! Не трогайте меня, прошу! Старик!..
– Да мне насрать, грязный ты ублюдок! Не лапай мою тёлку! – Амбал ростом под два метра навис над Обби. – Я тебя размажу по полу, говноед!
– Я тебе не тёлка! – вспыхнула подруга здоровяка.
Обби отступил на пару шагов назад, закрывая лицо руками, готовясь к удару. Но его не последовало – упоминание Стариков всё-таки внушало толику уважения. Плюнув напоследок в лицо Обби, пьяный громила со своей «тёлкой – не тёлкой» вышли из бара.
