Если спросить, какие ассоциации у вас вызывают слова «Средневековье» и «сексуальность», то у многих людей в голове возникнет одна из следующих картин. Первая – это картина полного подавления сексуальности: церковь, которую контролируют давшие обет безбрачия мужчины, порицает все действия и помыслы сексуального характера как греховные. Любое сексуальное поведение или мысль – это грех, требующий сурового наказания. Даже секс в браке с целью продолжения рода едва-едва допустим и становится грехом, если приносит наслаждение партнерам. Сексуальность ставит под угрозу спасение души: ее злой силе почти невозможно сопротивляться. Дьявол всегда насылает сексуальное искушение, чтобы уничтожить человечество и обречь его на вечные муки в аду.
Эту точку зрения – что в Средневековье сексуальность рассматривали как абсолютное зло и пытались подавить – поддерживает множество средневековых текстов. Например, мы можем обратиться к трудам отцов-пустынников: в период поздней Античности (IV–V века нашей эры) было составлено несколько сборников изречений и деяний монахов, живших в египетской пустыне в уединенных кельях (отшельническое монашество) или в группах (общежительное монашество). Эти тексты были переведены на латынь, а затем на ряд национальных европейских языков, и стали весьма популярны. В них можно встретить примеры героического самоистязания за сексуальные помыслы. В одной из таких историй дьявол подсылает женщину соблазнить монаха: она заявляет, что потерялась, и просит переночевать в его келье, поскольку она боится диких зверей.
Размышляя о популярности и распространенности подобных сюжетов, мы не можем не решить, что средневековая Европа была культурой с крайне негативным отношением к сексу. С сексуальным желанием было необходимо бороться, иногда даже ценой невероятных лишений: оно считалось порочным, оно ставило под угрозу спасение души. Данная книга охватывает период примерно с 500 по 1500 годы, то есть западноевропейское Средневековье – и, разумеется, за это время взгляды менялись; однако приведенная выше история оставалась популярной на протяжении тысячи лет, а значит, в некоторых аспектах средневековое понимание роли секса в человеческих отношениях оставалось довольно стабильным.
Этой суровой картине противостоит другой образ – более приземленный. Похотливые монахи соблазняют женщин, пришедших на исповедь; знатные мужчины содержат любовниц; монахи и монахини тайно поддерживают связь; крестьяне ведут совершенно разнузданную жизнь… Такой взгляд предполагает, что церковь лицемерна, а ее суровые учения игнорировались средневековыми людьми, которые жили с огоньком, исчезнувшим позднее, в более пуританскую эпоху.
Средневековые тексты позволяют поддержать и эту версию – приземленную, сладострастную, игривую. Хорошим примером могут послужить истории Чосера и Боккаччо или французские фаблио (юмористические стихотворные рассказы). В одном из таких рассказов жена изменяет своему мужу с молодым любовником:
А те вдвоем, рука в руке,
Уже в опочивальню входят.
Постель там постланной находят;
И дама друга своего,
Не опасаясь никого,
Целует жарко, обнимает…
Школяр же сразу приступает
К тому, что нам велит любовь:
Пытает силы вновь и вновь
В игре, приятнейшей из всех,
А даме – слаще нет утех!
И долго нежились на ложе
Они, в объятьях тесных лежа
[1].
В подобных сюжетах и мужчины, и женщины получают в сексуальных отношениях удовольствие. Они делают то, что заложено в них природой: ими не движет желание продолжить род, и их не удерживает представление о сексуальности как о грехе. Это не провокационная экстремистская литература и не средневековый эквивалент порнографии. Исследователи спорят о том, кто был аудиторией таких фаблио и им подобной литературы – аристократия или горожане – но эти истории читали и мужчины, и женщины, включая, без сомнения, многих священнослужителей: читали открыто и с удовольствием.
Третье представление об отношении средневековых людей к сексу намного мрачнее: оно описывает сексуальное насилие против женщин, геев, трансгендеров, детей – иными словами, всех уязвимых социальных групп – которому XXI век уделяет особое внимание. Особенно ярко это представление отображено в неосредневековых культурных артефактах наподобие сериала «Игра престолов», где повсеместно распространено не только насилие, но и садизм. Действительно, в Средние века женщины, которые путешествовали без защиты мужчин, как Марджери Кемпе, могли опасаться изнасилования; христиане рисовали себе картины сексуализированных пыток – например, что язычники отрезали женщинам груди, чтобы заставить их отречься от христианства; девочек если выдавали замуж с наступлением менархе повсеместно, то по крайней мере такие случаи никого не удивляли; и нередко встречались случаи, когда священники растлевали мальчиков. Однако язычники в средневековых текстах пытают христиан потому, что они пытаются заставить их отречься, а не потому что они получают от этого удовольствие; мужчины же, которые совершают насилие в средневековых текстах, чаще всего делают это поскольку хотят секса, а не потому что хотят доминировать – в отличие от современных изображений средневековой жизни (хотя, как мы увидим ниже, эти две вещи иногда были не вполне отделимы друг от друга в мире, который практически приравнивал секс к пенетрации). Разница между этими мотивами примерно такая же, как между пилигримом Данте, который смотрит, как демоны пытают грешников, и крестоносцем Данте из соответствующей видеоигры, где протагонист причиняет грешникам – по крайней мере, женщинам – намного более сексуализированные страдания, нежели те, что описаны в поэме Данте.