Детство – это процесс выздоровления от вечной смерти, а потому чем быстрее вы его переживете, тем лучше.
ЧЭД (Чарльз Эдвард Дедерих, основатель Синанона)
В моих детских воспоминаниях о Синаноне большое место занимает природа. Покатые холмы, покрытые высокой светлой травой, наполняющей воздух тонким, сладким ароматом. Дневной сбор черники – ее было так много, что темный сок пачкал руки, лицо и одежду, а липкие шкурки ягод прилипали к пальцам. Темный загар от теплых лучей солнца на красноватой индейской коже.
Река, широкий, стремительный водный поток, смывающий все на своем пути, громким ревом предупреждает об опасности. Летом она глубокая, разливается на спокойные озерца, смывая все следы зимы со своих берегов. Так и хочется окунуться и поплавать. Прыжок – и от холода захватывает дух. Люди вторичны, они остались где-то на заднем плане. Я забыла взрослых, их черты изгладились из моих воспоминаний. Я ничего о них не помню. Но некоторые остались – самые жестокие; злые, нежеланные дети, которые жили в пустых спальнях, и стерильные «демонстраторы». Ненависть – чувство, с которым я сроднилась. Ненависть приносила утешение в детстве, которое следовало прожить как можно быстрее.
Мы с мамой и ее подругой Мэри Энн прибыли в Синанон вечером. Мне было шесть лет. Я страшно устала от долгой автобусной поездки. Всю жизнь я прожила в Лос-Анджелесе, и сельская местность, где мы очутились, была мне совершенно незнакома. Казалось, что я уехала откуда-то и попала в никуда.
Нас никто не встречал. Мы собрали скудный багаж и молча зашагали по усыпанной гравием дорожке, где не было машин. Мелкие камешки хрустели под ногами. Небо было затянуто серыми облаками и обесцвечивало все вокруг. Суровые хижины теснились вдоль дороги. Несколько минут мы шли между постройками, а затем дорога вывела нас в поле. Покатые холмы, покрытые сухой, хрупкой травой, напоминали грибы. Поселок был окружен плотными группами низкорослых деревьев.
Я держалась за мамину руку. Но мама была мне почти чужой. Я не видела ее больше двух лет. Я гостила в доме дяди, и вдруг мама и Мэри Энн забрали меня под покровом ночи. Втроем мы переночевали в каком-то жалком отеле в Санта-Монике, а рано утром сели на автобус «Синакрейсер», который направлялся в Марин. Мама говорила, что мы едем в Синанон.
Проселочная дорога сделала поворот. Я увидела двухэтажный дом под железной крышей и крепче вцепилась в мамину руку. Дом еще строился. Рабочие делали пристройку, но пока что она представляла собой лишь деревянный каркас. Вокруг теснились похожие домики. Мы вошли без стука, прошли коротким коридором и оказались в комнате безо всякой обстановки – лишь несколько больших кресел-мешков.
На полу, скрестив ноги, сидели восемь-девять детей и две женщины. Все они были похожи друг на друга, словно вырезанные из бумаги по шаблону. Бритые головы и одинаковая мешковатая одежда. Атмосфера ожидания становилась все более напряженной. Взгляды стали осмысленными, опущенные плечи распрямились. Все смотрели на нас.
Один ребенок поднялся, подошел ко мне и, не говоря ни слова, протянул руку, чтобы коснуться моих волос. Я отпрянула, но мама твердо вернула меня назад. Я замерла, а ребенок трогал мои волосы. Один за другим поднялись остальные. Они столпились вокруг меня и принялись трогать и гладить мои волосы. Кто-то крепко вцепился в меня, я вскрикнула от боли и попыталась освободиться. Мне впервые стало страшно.
На помощь пришла одна из женщин. Она оттеснила группу маленьких тел, отделила их от меня и шлепнула по маленьким ручкам.
– Ведите себя хорошо, – сказала она. – Если вы хотите коснуться волос Селены, нужно выстроиться в очередь. Каждый получит такую возможность.
Мне не хотелось, чтобы странные дети трогали мои волосы, но меня никто ни о чем не спросил. Никому не было дела до того, что я думаю. Странные дети (некоторые были явно недовольны таким порядком) покорно выстроились в очередь.
Мама протянула тому, кто стоял ближе всех, щетку для волос, которая оказалась в ее сумочке, хотя она была такой же бритой, как и остальные. Заполучив желанное оружие, ребенок начал яростно драть мои локоны – совсем не так осторожно, как мама. В автобусе, по пути в Марин, мама несколько раз расплетала и расчесывала мои волосы, пока я ела хлеб с морковью и изюмом. Я на несколько секунд сжалась, но тут пытка резко прекратилась. Женщина схватила ребенка за руку.
– Достаточно. Теперь отдай щетку Бекки.
Ритуал продолжался, пока все странные дети не смогли потрогать и расчесать мои волосы, словно я была их вещью. Мама и ее подруга одобрительно улыбались. Когда все кончилось, мама сказала:
– Теперь я должна идти. Вернусь позже.
До этого момента я чувствовала себя более-менее спокойно. Мама была рядом. Ее присутствие связывало меня с реальным миром, который мы оставили позади, но куда я непременно должна была вернуться. Мне не приходило в голову, что меня оставят с этими людьми. Я ухватилась за полу маминого жакета.
– Куда ты идешь?
Мама оторвала мои руки от жакета. Меня охватила паника.
– Это сюрприз, – ответила она.
С меня было довольно сюрпризов. Мама направилась к коридору. Мэри Энн следовала за ней. Во мне все напряглось. Я услышала, как открывается дверь, потом щелкнул замок, и я осталась с чужими детьми, которые таращились на мою слишком яркую одежду, с длинными, пышными волосами, которые наэлектризовались от долгого расчесывания.
Неловкое молчание нарушила одна из женщин, высокая и бледная, с круглым, лунообразным лицом. Она велела мне следовать за ней. Я замешкалась, и она погрозила мне пальцем. Через очередной коридор мы пришли в ванную. Она поставила меня перед длинным прямоугольным зеркалом, закрепленным над несколькими раковинами.
– Тебе очень повезло, – сказала она, стоя за мной и положив руки мне на плечи. – Не всем детям удается попасть в Синанон.
Я напряглась еще больше, но все же кивнула. Женщина была довольна. Она открыла ящик и достала ножницы. Я сразу же почувствовала, что сейчас произойдет что-то плохое. Когда же вернется мама?
– Ты хочешь быть ребенком Синанона? – Глаза женщины сузились, взглядом она буквально ощупывала мое тело.
Я с трудом кивнула, глядя, как она вооружается ножницами.
– Я рада, – сказала она и схватила прядь моих волос.
Я почувствовала холод лезвия, коснувшегося кожи головы. Женщина срезала мои темные густые локоны. Волосы падали на пол. Женщина орудовала ножницами очень быстро. Волосы сыпались по плечам и рукам, ложась ковром у моих ног.
