Величественные белые птицы, изящно выгнув длинные шеи, степенно проплывали мимо притаившегося в густой листве прибрежного платана зачарованного гоминида.
Время от времени какая-нибудь из этих красавиц оглашала заводь гортанно-сипящим криком, переходящим в шипение, расправляла широкие крылья и сильно била ими по воде, точно стараясь оторваться от поверхности и взлететь.
Да, «пели» они не очень… Примерно так кричат на лесных полянах те, кто жуют траву и машут метёлками хвостов, отгоняя назойливых мух в жару. А вот крылья… Эти белые восхитительные крылья! Как много раз сидел он тут и наблюдал потрясающую грациозность взмахов этих огромных белых крыльев! Как часто, будто заворожённый, смотрел он за тем, как птицы взлетают и садятся обратно на водную гладь. Сначала тяжело, с усилием начиная взмахивать пушистыми облаками, будто приросшими к длинным передним лапам, затем всё быстрее и быстрее! И, наконец, вытянув длинные шеи, стремительно разбегаясь по воде (сам он даже смотреть на неё боялся!) и поджав перепончатые нижние лапки к такому же белому и пушистому животу, они взмывали ввысь, унося с собой все его желания и мечты!
Плавать в воде без страха и летать в облаках без предела!
Они поднимались так высоко, что, казалось, подлетали к самому Небесному Огненному Диску! Тому, что, восходя поутру над лесом, озарял все вокруг и отгонял хищников, сушил промокшую под дождём шкуру и наливал сладким янтарным соком плоды на деревьях. Свет с неба был добрым. А птицы… птицы были просто прекрасны! И они могли летать в вышине, рядом с солнцем. Может, они были его детьми? Купаясь в его золотых лучах, паря среди облаков, они казались восхищенному мохнатому существу в густой листве платана сказочно-волшебными, божественными. И такими недостижимо далёкими…
С тоской взглянув на свои поросшие грубой буроватой шерстью длинные мускулистые руки, так разительно не похожие на невесомый пух белоснежных крыльев, гоминид ловко вытащил из-под мышки очередного надоедливого кровососа и, сунув его в рот, с удовольствием щелкнул между зубов: проглотив лакомое содержимое, смачно сплюнул шелуху шкурки…
Утро только начиналось, и пора было заняться прокормом. В последний раз кинул он прощальный, полный легкой грусти взгляд на прекрасных созданий, и тут вдруг ярчайший свет нестерпимо резанул глаза!
Внезапно лебеди все, как один, взмахнули крыльями в едином порыве взлететь, но… застыли, точно окаменев, едва начав полет бегства.
Все замерло вокруг!
Ни ветерка, ни шелеста листвы, ни крика животного или птицы. Абсолютно все остановилось. Мёртвая тишина сковала воздух.
Несчастный сидел теперь меж замерших ветвей и не мог шелохнуться. Все существо его уже прощалось с жизнью, сознавая свою полную беспомощность: точно могучие лапы махайрода придавили его к земле, и безжалостные клыки хищника уже ищут яремную вену, стремясь лишить его жизни. Его большие, выразительные глаза были все так же обращены к озеру. Как ни старался, он не мог отвести взгляд или сомкнуть веки.
И тут он увидел чудо!
По серебряной глади воды, точно по твёрдому базальтовому полу его любимой пещеры, не утопая и нисколько не страшась, не спеша, шли два неведомых ему существа. Они были высокими и гораздо более стройными, чем он сам. Лица и руки были совсем светлыми, безволосыми, как его собственные ладони. А двигались существа так же грациозно и плавно, как те самые птицы, что так и не успели взлететь и теперь беспомощно-покорно застыли над окаменевшим зеркалом воды.. И эти создания, как и его прекрасные любимцы, были… во всем белом! Не просто белом, а ослепительно белом! Такого безмерно чистого цвета бедный примитивный гоминид не видел никогда в жизни: даже лебеди были не столь идеальны!
Существа встали точно в центре озерца, и тут яркий свет ещё раз озарил окрестности, на секунду ослепив невольного свидетеля. Через мгновенье он увидел картину, потрясшую его, как ничто другое.
Двое по-прежнему неподвижно стояли на воде, но теперь к ним шёл кто-то ещё. Он был более высок. На голову выше остальных. Его величественная поступь была такой тяжелой даже для застывшей воды, что создавала легкую рябь и содрогание той. А фигуры и движения волшебной троицы так ускользающе-непостижимо кого-то напоминали гоминиду, но он никак не мог вспомнить кого именно. На плечах третьего была такая же ослепительно белая, парящая, словно легкое облако, невесомая одежда, что и на прочих, но черт лица, сколько ни старался невольный свидетель, разглядеть было невозможно из-за яркого Солнечного света, будто струившегося прямо из его волос. Сойдясь, существа синхронно слегка склонили головы навстречу друг другу и снова встали прямо. Гоминид чётко видел, что те стоят молча, губы их не шевелятся, однако же очень красивая и, главное, совершенно понятная речь, рекой полилась прямо ему в голову. И сердце радостно сжалось от этой сладостной музыки слов, будто много лет только её и ждало!
– Мы опоздали, Помощник. Низвергнутый побывал и здесь. Он оставил Печать. Ук-Тем уже дали подземное потомство и убирать их нельзя. – Двое снова теперь приклонили головы, и один из них протянул высокому руку, ладонью вверх.
Большой, кожистый, с толстыми лапками, на ней недвижимо лежал… паук.
Гоминид словно бы стоял рядом с ними и смотрел на происходящее глазами этих прекрасных существ, замечая каждую деталь и восхищаясь созерцаемым.
– Все идёт своим чередом, Хранители, – немного нараспев, не торопясь, ответил высокий.
– Не стоит печалиться. Создатель выбрал этот мир, как и множество других прекрасных своих творений, для обретения вершины бытия. Прекрасное Дитя придёт и станет помощником всем нам. Станет светочем для самого Отца! Лучшим его творением. Любя и творя любовь, оно остановит Пфа-Ук и того, кому Они служат.
Затем, чуть помолчав, посмотрел… прямо в глаза испуганному до полусмерти гоминиду и добавил:
– Так предначертано. И так будет!
Ставшая мгновенно зыбкой водная гладь под их ногами медленно завибрировала, мелкие капельки начали отрываться от зеркального монолита и, постепенно поднимаясь, выстраивались в пелену вокруг троицы. Этот сгусток тумана и воды неумолимо и мощно закрутился, как весенний вихрь над лесом, когда молодые молнии сверкают каждую ночь, рассекая небо всполохами и придавливая грохотом все живое к земле. Над головами скрывшихся в воронке существ вспыхнул и оборвался зеленоватый луч нестерпимого света. Водяной столб, потеряв опору, с грохотом рухнул в озеро, а обретшие свободу птицы с неимоверной силой рванули ввысь и прочь.
