– Вальк, а Вальк, ты не видела моего?
– Видела.
– А где?
– А в гробу в белых тапочках.
– Окстись, шалава! А чё так-то?
– А чё он в прошлую неделю взял у меня на бутылку, обещал вечером отдать и по сю пору несёт.
– Сама дура – даёшь всем без разбору и остаёшься потом то без денег, то с дитём. И куда его леший понёс? Рань-перерань пошёл по нужде и с концами.
Эта милая беседа двух соседок-подружек состоялась рано утром в славной деревушке Курятниково, известной на всю округу своим мёдом и рыбалкой на речке Быстринке и на озере Ключевое. А надо сказать, что этой ночью над деревней что-то просвистело и грохнуло, да так, что у бабки Лешачихи завалился ветхий курятник и придавил насмерть двух кур и самого голосистого в деревне петуха. Народ с перепугу повыскакивал в чём был – уж не война ли началась? Но всё затихло, только до самого рассвета оставалось какое-то голубое свечение в воздухе в стороне большого покоса.
А тем временем бабы уже выгоняли скотину, передавали её под надзор пастуху деду Еремею, переговаривались между собой. И тут выяснилось, что мужики куда-то делись не только у Настёны, собеседницы Вальки, но и у Клавки, у Зинки, у Ленки и даже у училки Риммы. Всего насчитали семерых мужиков. Думали-гадали в чём дело, так и не поняли. В конце концов решили, что их благоверные где-то тайком собрались на пьянку. Весь день их не было, наступила ночь – и никого. На следующий день то же самое! Тут уж бабы заметались. Никогда такого не было, чтобы мужики так надолго пропадали! Зинка продавщица позвонила участковому Гришке, чтобы бросил свои дела и кинулся искать пропавших мужиков. Он приехал на следующий день, собрал баб в сельсовете и начал расспрашивать что и как. Потом почесал затылок и пошёл обследовать окрестности деревни, но до вечера так никого и ничего не нашёл, и уехал. Только дед Михей сказал, что рыбачил на зорьке и видел, как мужики гуськом потянулись куда-то в лес, а куда – не видел, потому как был самый клёв, только успевай подсекай. А верить Михею, говорят, себе дороже, ни дня без бутылки, только перед самой пенсией просыхает.
Тем временем в деревне началась паника. Встали все мужские дела. Остыла кузница, стоит трактор, молчит радиоузел, на пасеке пчёлы без присмотра. Бабы все в слезах, всё из рук валится, младшие ребятишки тоже ревут. Тут из леса прибежали перепуганные Люськины близнецы Димка и Ромка. Не менее перепуганная им навстречу выбежала мать.
– Мам, мам! Там папка с мужиками!..
– Где? Что с ними?!
– Не знаем. Мы с Ромкой пошли туда, ну туда, где небо светилось, на покос. Зашли в домик…
– Ну в тот, где мужики обедают на покосе, а там они…
– Ну что они? Говорите!
– Они сидят и молчат. Мы стали звать папку: "Пап, пошли домой!" А он молчит, как будто нас не видит.
– Да, молчит! Я подошёл, тяну его за рубаху, а он как деревянный.
– Что, мёртвый?!
– Не, не мёртвый, дышит. Они все вкруг сидят и молчат, смотрят друг на друга и не мигают. Мы перепугались и дёру оттуда!..
– Так, бегите туда, зовите тётю Зину и тётю Клаву, пусть бегут на покос, а я с этой стороны зову баб.
В считанные минуты бабы собрались и кинулись на покос. Бегут, кричат наперебой, руками размахивают. Вот уже и избушка видна, и тут из неё на их крики как ни в чём ни бывало, выходят мужики, все семеро.
– Вы куда провалились?! Мы тут с ума сходим, а вы…
– Что за крики? Что-то случилось?
– "Что-то случилось?" Да мы четыре дня вас ищем! Участковый приезжал вас искать, а вы тут прохлаждаетесь! Бабка Лешачиха на вас уже отходную читает, как на покойников!
– Постойте, давайте обойдёмся без крика, – сказал рассудительно Мишка, муж Клавки, – почему вы говорите, что искали нас четыре дня? Мы только сегодня утром пришли сюда поговорить, обсудить важные дела.
– Сегодня?! – взвизгнула Клавка, – Вы только посмотрите на него: совсем допился, аж крыша у него съехала! А ну пошли! Я тебе дома крышу поправлю! "Важные дела" у него!..
– Твой разговор выходит за предельно допустимые нормы децибел и приобретает угрожающие нотки. Это нужно обсудить тет-а-тет.
– Ну, я тебе устрою тетнатет! – уже не с нотками, а с угрожающими аккордами проговорила Клавка.
Возбуждённые бабы разобрали своих недоумевающих мужиков и, галдя наперебой, потащили их по домам. Поскольку в каждом из семи домов происходило, примерно, одно и то же с небольшими вариациями, то посмотрим, что творилось в доме Мишки и Клавки.
– Я тут с ума сходила, места себе не находила, а ты бросил меня с детьми и четыре дня прохлаждался с дружками на покосе. Креста на тебе нет, Мишка!
– Постой, давай разберёмся по порядку. Во-первых, почему ты называешь меня Мишкой, как собаку дворовую? Если забыла, как меня зовут, могу показать паспорт, где чёрным по белому написано Михаил. Во-вторых, ты неимоверно преувеличиваешь, что я отсутствовал четыре дня. В-третьих, мы там не прохлаждались, как ты изволила выразиться, а проделали огромную умственную работу по кардинальному совершенствованию образа жизни в наших семьях и во всей деревне, на что потребовались титанические усилия мозга каждого из нас, и в данный момент мне чрезвычайно срочно необходимо пополнить свой организм белками, жирами и углеводами, пока не наступил полный коллапс моего организма.
Услышав такую речь от своего благоверного, Клавка плюхнулась на лавку, ничего, практически, не понимая. Её ли это муж, от которого она привыкла ежедневно слышать: «Клавка, жрать подавай, курва ты неповоротливая!», или его кто-то подменил? Да нет, ведь похож точь-в-точь и та же бородавка на шее и те же штаны с оторванным задним карманом.
– Миш, а ты здоров ли? Может кто тебе по башке чем треснул?
– Я совершенно здоров физически и психически, и никто мне не наносил травмы головы. Только крайне голоден и готов продолжать дискуссию с тобой только в процессе утоления голода.
Это Клавка, наконец, поняла и кинулась накрывать на стол, а Михаил пошёл умываться и переодеваться. И вот он за столом и, не отрываясь, ест, а Клавка сидит напротив и, не моргая, смотрит на мужа.
– Миш, а что вы там делали-то четыре… ну ладно, целый день? Может скажешь или секрет там у вас?
– Хорошо, слушай. Мы там собрались, сообща обсудили создавшуюся ситуацию в деревне и в наших семьях, и пришли к следующему выводу: наша жизнь несёт на себе явственный отпечаток бедности, бездуховности и ограниченности. Мы утратили навыки трудолюбия и честности, переданные нам предыдущими поколениями, а это прямой путь к полной деградации и к вырождению, как нации.
– Миш, – не выдержав, прервала его Клавка, – я чёт ничё не поняла. Скажи по-нашему, что там с нашей жизнью не так?
