Города меняются. Всё меняется. Некий человек однажды сказал: «наш мир теперь похож на новые развлекательные центры – красивый фасад на ржавом каркасе, и мусорная куча позади». Не знаю, насколько он прав, – не замечал мусорных куч там, где он сказал. Что же касается остального: мир всегда менялся, кому-то от этого становилось лучше, кому-то приходилось хуже. Когда пришли христиане, они изгнали язычников, а в наши дни и церковники не в почёте, да и осталось их немного. Тех, что служат вере, а не религии. Можно ли кого-то из них назвать добром, а кого-то – злом? Не думаю. Просто одни люди сменяют других.
И всегда есть те, кто тенью следует за ними.
К счастью, людям свойственно испытывать страх. Они пришли в этот враждебный, как им казалось, мир, маленькие и испуганные, и, подпитываемые своим ужасом, они набирали силу. Люди уничтожали всех, в ком чувствовали угрозу, и от этого становились ещё сильнее. Если бы они не боялись, они уничтожали бы расчётливо и методично, но они метались и наносили удары во все стороны, давая возможность своим противникам отползать, укрываться от неминуемой, казалось бы, смерти. А люди так и не успели их понять и изучить. Со временем, подавленные этим же первобытным ужасом, люди просто забыли о своём прошлом, переписали, вычеркнули из памяти, потому что им страшно было об этом помнить.
Но иногда краем глаза мы замечаем странную тень под мостом, во дворах старых домов. А потом мы, моргнув, идём дальше.
Фонарь на вершине лестницы освещал одинокую фигуру в шляпе и длинном коричневом плаще, казалось шагнувшую на улицу из старых шпионских фильмов. Человек просто стоял, скрестив ноги и опираясь на фонарный столб левым плечом с таким непринуждённым видом, как будто это единственное, чем он мог заняться в четыре часа ночи. Была в его позе какая-то запредельная уверенность, словно у человека, сидящего у камина в своём доме, охраняемом сворой волкодавов. Но вокруг был лишь шелест деревьев, дом и безлюдный двор.
Широкая каменная лестница находилась во дворе одной из девятиэтажек сорокалетней давности. Ступеньки, укреплённые железными уголками, ржавые перила. Если встать к дому лицом, то левая его часть будет находиться у подножия небольшого холма, а правая – на его вершине, так и возникла необходимость в лестнице, чтобы с левого нижнего двора можно было легко подняться на правый верхний. Рядом со ступеньками, правда, проходила тропинка – многие старики предпочитали спускаться по ней – для них лестница оказалась слишком крутой.
Человек в плаще не обращал на окружающее никакого внимания. Он просто стоял и ждал. Вскоре у основания лестницы раздалось цоканье каблуков, возвещая о том, что его ожидание окончено. По ступеням поднимался молодой мужчина в строгом чёрном костюме и лакированных туфлях, чёрные волосы были коротко подстрижены, на лице еле уловимо проглядывали восточные черты. На правый указательный палец был надет массивный серебряный перстень с большим фиолетовым камнем. Пришелец молча подошёл к ожидающему и коротко поклонился.
– Как всегда пунктуален, а?
– Очень полезная добродетель, друг мой, отозвался пришедший.
– Знаешь, Альтин, ведь мы с тобой стоим практически на кладбище. До того, как начали застраивать этот район, здесь были захоронения, ещё дореволюционные. А перед застройкой их просто перекопали бульдозером и залили бетоном. Много скелетов этих бедняг так и лежит в этой земле, если ещё не развалились.
– Я знаю это.
– Ничем-то тебя не удивишь. Вообще, не очень люблю старый режим. Стольких людей погубили. Мне, конечно, не жалко, но принцип…
– Людей губит не режим, людей губят другие люди, – отозвался Альтин. – А они существуют вне зависимости от режимов. Меняется только фасад. Если ты намерен говорить об этом дальше, я, из вежливости, поддержу этот разговор, Эдуард.
– Ты всегда умел делать тонкие намёки, – рассмеялся человек в плаще. – Что ж, пойдём. Я слышал, ты недавно вернулся?
Они повернулись и побрели вниз по лестнице.
– Истинно так, – ответил Альтин.
– Это хорошо. Как говорится, в гостях хорошо… – он искоса взглянул на приятеля. – Я говорил тебе, ты не сможешь от себя убежать. Дай себе время. Когда-нибудь ты её забудешь.
– Твоя мысль мне понятна, – кивнул Альтин. – Ты говорил мне об этом, а я пока не жалуюсь на память. Прости, если это прозвучало резко, но я не хотел бы возвращаться к этой теме. Если это имеет для тебя значение, я готов признать, что ты был прав.
– Хорошо, – Эдуард удовлетворённо улыбнулся. – Теперь что касается нашего дела. Ты нашёл его?
За разговором они прошли нижний двор и свернули вправо, к улице, где два светофора перемигивались друг с другом круглыми жёлтыми глазами. Где-то заревел мотор, унося железную колесницу и её хозяина к тёплому свету из неведомого окна, или, наоборот, в холод ночи.
– Он в старой обсерватории, рядом с северным кладбищем.
– Правда? – изумился Эдуард. – Прямо у нас под носом. Хороший расчёт, энергетика кладбища подавит любые признаки его присутствия. Но всё же, чёрт возьми, обидно, что всё это время он был на расстоянии одного плевка, а мы так долго искали. Как же тебе удалось его найти?
Собеседники направились по аллее, идущей вдоль проезжей части. Ряд фонарей, застывших в вечном поклоне, провожал их равнодушными взглядами. Скамейки тихо дремали, отдыхая перед предстоящим днём, когда на них вновь будут сидеть утомлённые жизнью старики и неугомонные юные парочки.
– Мне просто повезло, – ответил Альтин, – в последнее время там появился странный поток. Я обнаружил его во время занятий и решил, что надо действовать быстро. Совет посчитал, что мы справимся и вдвоём.
– То есть, больше никого не будет? – нахмурился Эдуард. – Это чертовски плохо, дружище. О чём они только думают?
– О том, что у них полно своих собственных дел. Так всегда было, – пожал плечами Альтин. – Они недооценивают угрозу, а потом сталкиваются с досадными последствиями.
– Я думал, что хотя бы такой выходящий за рамки случай расшевелит их, но, боюсь, они слишком глубоко закопались головой в песок.
Они замолчали. Молчал и город, лишь ветер изредка, лениво, касался ветвей, и разбуженные деревья недовольно шелестели листьями. Шагать было ещё довольно долго – нужно было пройти улицу до конца, потом свернуть на другую, поменьше, пройти и её целиком. Затем миновать тёмные дворы и, наконец, выйдя на шоссе, перебраться через мост – с него уже была видна одинокая мрачная башня заброшенной обсерватории, возвышавшаяся над обрывом и старым северным кладбищем. И всё же ни у кого из них не было теперь желания коротать дорогу разговором. Товарищи молча добрались до конца аллеи, свернули на перекрёстке под звуки запоздалых полуночных гуляний, и окунулись в темноту узкой улочки, по сторонам которой устроились частные домишки, чем-то напоминавшие Эдуарду бабок на скамейке у подъезда. Эти дома, оказавшиеся в окружении новых районов, скоро должны были отправиться на свалку истории, чтобы прогресс мог двигаться дальше. Быстро прошагав мимо и миновав новые высотки, спутники оказались на самой окраине города. С этого места был виден огромный мост, соединивший два берега глубокого оврага, по дну которого быстро убегала вдаль мелкая речка. Ночные путники продрались через заросли чертополоха и вышли на шоссе, огибавшее в этом месте город.
