В окно кабинета директора «Центра реабилитации и восстановительной медицины “Владимирское”» лезли лохматые ветки цветущей сирени. Задиристые воробьи, как видно, не поделившие что-то, метались туда-сюда среди пышных сиреневых соцветий, дрались и отчаянно верещали.
Воронцов Алексей Михайлович, рассеянно глядя на разоравшихся птиц, сидел за столом, прижав к уху телефонную трубку, и напряженно слушал бубнивший оттуда монотонный голос.
– В связи с низкой окупаемостью санатория было решено пересмотреть… – бормотал безликие казенные фразы чиновник из Минздрава. – Встал вопрос о соответствии сегодняшним директором занимаемой должности…
– Ты мне, голубчик, всю эту тряхомудию не втюхивай, – не выдержав, взревел Алексей Михайлович. – Прямо скажи: что, захотел новый начальник своего человека на мое место посадить, а?
Дышать было трудно…
Грудную клетку словно сдавило стальным обручем, и директор продолжал говорить, с трудом выталкивая слова из пересохшего горла.
Кровь прилила к щекам, голову нещадно ломило, но остановиться, отдышаться не было сил.
– Я тридцать лет на этом месте, как приговоренный… А этот там… новая метла по-новому метет… слышать ничего не желаю… по собственному желанию… пусть, если такой прыткий, жопу от стула оторвет, сам приедет и вышвырнет меня, как щенка… мать вашу…
Воронцов бросил трубку на рычаг, лихорадочно потер ладонями виски, взрывавшиеся от пульсирующей боли.
В голове метались отрывочные мысли: «Андрея позвать… Комиссию надо… Здесь же все моим трудом, вся моя жизнь… Пусть приедут с проверкой, отчет составят…»
Он снова схватился за телефонную трубку, прорычал ответившей секретарше:
– Надя, Андрей Палыча ко мне, быстро!
Голова становилась все тяжелее, сердце уже колотилось, как будто внутри черепа.
Алексей Михайлович тяжело поднялся из-за стола, ухватился пальцами за столешницу, усилием воли удерживая проваливающееся сознание.
В дверь кабинета коротко стукнули, на пороге появился главврач санатория Новиков Андрей Павлович. Воронцов попытался сделать шаг навстречу, но ноги словно провалились в вязкую трясину. Из горла вырвалось хриплое сдавленное бульканье…
Главврач едва успел подхватить тяжело повалившегося навзничь директора Воронцова.
* * *
Заседание по делу Маккинстри назначено было на девять утра.
Александра Воронцова еще раз просмотрела все документы, над которыми работала последние два месяца. Бумаги толстыми стопками возвышались на столе, путались, рассыпались и грозили погрести под собой всю полированную столешницу. К счастью, лишних предметов, которым могли бы угрожать разросшиеся бумажные завалы, у Александры на столе не водилось – ни фотографий близких, ни памятных безделушек.
Александра в который раз перебрала подготовленные бумаги, отложила те, которые необходимо было представить коллегам на совещании, затем заглянула в ноутбук, проверяя, работает ли подготовленная ею презентация.
Все было в порядке.
До заседания оставалось еще пять минут, и Александра, приучившая себя тратить время рационально, отодвинулась в высоком крутящемся кресле от стола, встала и подошла к окну.
Между белыми пластиковыми полосами жалюзи можно было рассмотреть открывавшийся за стеклом солнечный пейзаж.
Утренний Чикаго. Город, который последние двадцать лет miss Vorontsov считала своим домом.
Офис располагался на двадцать втором этаже, и белые, влажно набухшие, подсвеченные розовыми утренними лучами солнца облака висели, казалось, прямо напротив окна, едва не цепляясь краями за крыши соседних, круто уходящих в небо многоэтажек. Далеко внизу можно было увидеть ухоженную изумрудную зелень парка, а чуть правее – чуть подернутую мурашками прозрачную воду залива…
Александра рассматривала открывавшийся за окном живописный вид вовсе не ради эстетического удовольствия. Последние несколько месяцев, посвященные делу Маккинстри, ей приходилось работать по четырнадцать, а то и шестнадцать часов в сутки. И глаза, никогда не подводившие ее раньше, вдруг начали сдавать из-за постоянного напряжения.
Вероятно, сказывался возраст. В сорок три проводить многочасовые бдения за компьютером оказалось несколько сложнее, чем в тридцать три. К концу трудового дня глаза начинали слезиться, а черные буквы на экране или на бумаге – расплываться и расползаться. А значит – трудоспособность резко падала, с чем она никак не могла смириться.
Нужно было что-то делать, чтобы собственное тело, которое Александра всю жизнь считала не более чем оболочкой для мозга, больше не подводило. И Воронцова теперь старалась каждую свободную минуту давать глазам отдых, чтобы не допустить появления этих неудобных симптомов и унизительного чувства беспомощности, которое они влекли за собой.
Однако на этот раз ей не удалось уделить разглядыванию пейзажа за окном все остававшиеся у нее пять минут: в дверь осторожно постучали, и в кабинет просунулась голова Карен.
Двадцатитрехлетняя стажерка, которую взяли в фирму около полугода назад, последние два месяца исполняла функции личного помощника Александры. Девушка она была толковая и сообразительная, но, как вынуждена была отметить Воронцова, не слишком серьезная. По мнению Александры, девчонка слишком мало уделяла внимания работе и слишком много хихикала, чтобы рассчитывать на серьезную карьеру. Да и строгие белые блузки – принятый в офисе дресс-код – вечно сидели на ней как-то криво.
Карен остановилась у противоположного конца стола Александры, уцепилась кончиками пальцев за край столешницы и, опустив дерзкие, всегда веселые карие глаза, заговорила:
– Мисс Воронцов, я хотела бы вас попросить. Не могли бы вы отпустить меня пораньше в эту пятницу? Дело в том, что мы с друзьями…
Александра, слушая ее, собирала нужные для совещания бумаги в прозрачную папку.
Многословные объяснения Карен были ей вовсе не интересны. Она и так поняла, что девушка с компанией приятелей собирается провести выходные на каком-то музыкальном фестивале, где они, разумеется, будут слишком много пить, возможно, курить марихуану и заниматься беспорядочным сексом.
Как проводит Карен свое нерабочее время, конечно, Александры не касалось, но поощрять подобного рода развлечения в рабочее время она не собиралась.
– Карен, к сожалению, я ничем не могу вам помочь. Вы прекрасно знаете, как мы сейчас загружены в связи с делом Маккинстри…
– Но, мисс Сандра… – умоляюще затянула де-вушка.
Александра поморщилась.
Она терпеть не могла, когда ее имя пытались сократить подобным образом. Алекс – еще куда ни шло, но жеманное и кокетливое «Сандра»?!
В любом случае выслушивать причитания Карен у нее сейчас не было ни времени, ни желания, хотя будь у нее и то и другое – на ее решение это все равно бы не повлияло.
