Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Как и с позавчерашнего, и с позапозавчерашнего. Инна хорошо понимала, что ЭТО не изменится никогда, но все же каждый день пристально разглядывала себя в зеркало. Конечно, разве может уменьшиться огромный нос? Увеличиться – это пожалуйста. А вот стать ни с того ни с сего меньше – вряд ли. В сравнении с замечательным украшением ее лица хуже дела, пожалуй, только у Буратино в компании с одним известным карликом. А глаза? Ну что за цвет у них – грязно-зеленый в бурую точечку! У всех девчонок в классе глаза как глаза: серые, голубые, карие. А у нее – нате вам: какая-то болотная жижа, а не цвет! И волосы… Ну почему у нее такие жидкие и тусклые волосы? Их даже до плеч отращивать не имеет смысла: станут висеть тонкими пегими прядями.
Инна давно поняла, что не красавица, но сейчас ощутила это особенно остро и больно. Дело в том, что в школе объявили подготовку к конкурсу красоты среди девочек восьмых-одиннадцатых классов под названием «Школьная жемчужина». Конечно, она не будет в нем участвовать. Какой смысл? Но если честно, то ей очень хотелось бы.
Инна сбросила халатик, погасила свет и легла в постель. Сон не шел. Она попыталась представить себя на конкурсе в алом атласном платье с кринолином, в котором видела по телевизору новую мисс Вселенную. Нет… Пожалуй, это даже представить невозможно. К Инниной-то почти мужской стрижке – и кринолин? Все равно, что к кроссовкам – декольтированное платье и шляпа с перьями. «Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь», – вспомнила она слова Золушки из замечательного старого фильма и подумала, что они как раз о ней. Вот бы Инне тетушку-фею, а в приятели того кудрявого мальчика из фильма, который учится быть волшебником! Она бы тогда… Нет! Хватит мечтать о том, чего никогда не может быть! Она живет не в сказочном королевстве, а в обыкновенном городе, и завтра ей придется вместо танцев с принцем на балу писать контрольную работу по алгебре.
– Спасибо, – небрежно бросила Инне Дана Язневич и сунула ей в руки пособие по математике, которое брала у нее для подготовки к контрольной.
– На здоровье! Не жалко, – Инна пожала плечами в спину Язневич и проводила ее взглядом.
Вот она – та самая, которая считается первой красавицей их класса. Честно говоря, Дана ей не очень нравилась. У нее были небольшие и какие-то плоские темно-карие глаза. На круглом бледном лице они казались инородной, не очень удачной аппликацией. А ее губы, тонкие и слишком красные, напоминали Инне те длинные минусы, которые так любила использовать в своей практике географичка Анна Семеновна по прозвищу Недремлющее Око.
Но Дана с первого класса отличалась от всех девчонок. Ни у кого не было таких ярких школьных рюкзачков с десятками молний, накладных карманчиков и брелоков, как у нее. Никому мамы за все годы учебы так и не смогли завязать банты большего размера и более яркой расцветки. Только Язневич имела такое удивительное имя – Видана. Все знали, что оно составлено из первых букв имен ее родителей, Веры и Ивана, а также слова «дана» с ударением на последнем слоге. Получалось, что Видана была дана Вере и Ивану. Никто нигде и никогда не встречал больше таких удивительных имен.
Вот и сейчас только Дана имела набор французской косметики в белом кожаном футляре, от которого приходили в состояние полного отпада даже одиннадцатиклассницы. Только она одна из параллели восьмых классов ходила по школе в узких черных бриджах, насборенных по боковым швам, в обтягивающем красном свитерке, коротком и периодически обнажающем жемчужную бусинку пирсинга на пупке, и в туфлях с длинным, узким, загибающимся вверх носком. Любой другой девочке этот обнаженный пирсинг вышел бы боком, только не Дане, богатенький отец которой на благотворительных началах оснастил кабинет информатики новыми компьютерами. Собственно, она и пособие-то по алгебре брала напрасно: ни один учитель, исключая только уже упомянутую географичку, не посмел бы поставить Язневич «три», не говоря уже о «двойке».
Инна еще раз глянула вслед Дане и машинально, одним движением, пролистнула страницы пособия. Из его глубин вылетел, описал плавную дугу и приземлился у ее ног сложенный пополам листок из тетради в клетку. Инна подняла его, развернула и прочла: «Ты мне нравишься. А.». У нее дрогнули руки, и листок опять упал к ногам. Инна еще раз подняла его, воровато оглянулась по сторонам, быстро сунула записку в карман и пошла к кабинету математики.
Она села на свое место и достала тетрадь. По-прежнему дрожащие руки не слушались и никак не могли вырвать из нее двойной лист для контрольной. Инна испортила полтетради, а потом, сжимая в руках обрывки бумаги, погрузилась в тревожные и вместе с тем очень приятные размышления. Неужели это ей? Неужели она вместе со своим жутким носом кому-то понравилась? Вот так подарок! Такого не смогли бы ей сделать даже Золушкина фея со своим малолетним помощником-полуволшебником! Интересно, кто же этот «А.»? У них в классе трое мальчиков имели фамилии на «А»: Авдеенко Саша, Алейников Кирилл и Агеев Дима. Неужели это…
Инна уже хотела с чувством и толком перебрать претендентов по-одному, но весьма неприятная догадка заставила ее отказаться от этого столь сладкого занятия. Она вдруг вспомнила, что пособие ей отдала Дана. Наверняка, это ее записка. Конечно, чего ей ее беречь! У нее таких записок, скорее всего, тысячи. Одной больше, одной меньше – невелика потеря. А она-то, глупая, размечталась! Инна разочарованно усмехнулась, с удивлением оглядела гору рваных двойных листков и аккуратно, твердой рукой вырвала последний, оставшийся целым лист.
Говорят, если попросить человека не думать о белой обезьяне, то даже тот, кто никогда в жизни не загружал свой мозг размышлениями о человекообразных, начнет против своей воли думать только о ней. Такой обезьяной для Инны стала обнаруженная в пособии записка. Как ни заставляла она себя забыть про нее, мысли продолжали методично возвращаться к одноклассникам, которые могли бы подписаться буквой А.
В конце концов Инна решила, что не случится ничего плохого, если она попытается вычислить, кто из них прислал Язневич записку. Так, из чисто спортивного интереса…
Первым по списку идет Сашка Авдеенко. Дана, конечно, ему нравится, но, похоже, у него никакой надежды нет. Простоват Сашка для Язневич. Авдеевские кроссовки родной фирмы «Динамо» никогда не смогут ступать рядом с туфлями от… Инна призадумалась. Пожалуй, она не сможет назвать фирму, в обуви которой дефилирует по школе Данка. Она, эта навороченная фирма, не для простых людей со скромным достатком. Однако Сашка все же по двум параметрам годится в авторы записки: он ведь, кроме того, что Авдеенко, еще и Александр. То есть и имя у него на «А». Интересно, а мог ли Сашка обратить внимание на нее, Инну (если все-таки взять да и предположить, что записка написана ей, а не Дане)? Вряд ли… Никогда она не замечала за ним повышенного интереса к собственной персоне. Да разве только Авдеенко не балует ее вниманием? Инна мрачно усмехнулась. Она вообще никому не интересна. Ладно, не стоит сосредоточиваться на грустном.
