– Вдохни глубоко. Ещё глубже!
Я послушно выполнила требование мачехи, чувствуя, как узорчатый пояс сдавливает талию сильнее тисков. Кажется, можно было смело забыть, как дышать. Оставалось надеяться, что трещит поясок, а не рёбра.
– Варя, она должна быть как тростинка, как песочные часики, – со стоном выдохнула мачеха, хотя стонать должна была я: именно надо мной они колдовали весь вечер, пытаясь упаковать в нарядное платье. – А у нас что?
В зеркале отражалась курносая русоволосая девушка с нарумяненными щёчками, узкими глазами и с игриво проглядывающим вторым подбородком. Да уж, я мало походила на фею, которую желала видеть мачеха. Что поделать, люблю поесть, а пирожки, копчёности и прочие яства оставляют свой след на фигуре.
Отцу нравилось, он меня ласково называл Оладушкой вместо Лады, а вот мачеха ругалась. А как ей не злиться, если старшую падчерицу никто не хочет брать в жены, с такими-то формами! К её родной дочери – моей младшей сестрице Алёнушке, – начали свататься ещё с прошлой зимы, а моё девичество затянулось.
– Слишком она румяная. – Мачеха покачала головой и щедро добавила на лицо белил. В носу засвербело, и, чтобы не расчихаться, я сморщилась, стараясь глубоко не вдыхать. – Нынче в моде аристократическая бледность, а Лада наша, как поросёночек.
«Зато есть за что подержаться…» – могла бы возразить я, вспомнив, как хохотала на кухне тётка Фрося. Правда, я весьма смутно понимала, что значит эта фраза, и из-за этого снова могла попасть впросак. Недавно вот ляпнула при мачехе присказку «и на старуху бывает проруха», так та едва чувств не лишилась. А когда отошла от удивления, запретила мне ездить со служанками на речку – мол, нечего слушать их болтовню. Я, конечно, расстроилась, но не призналась, что фразу не от прислуги услышала, а от отца.
– Госпожа, а с волосами что делать? – прогудела Варя, приподнимая мою копну.
– Вплети в косу синюю ленту, под цвет глаз. А к платью подойдут бирюзовые серьги. Куда же они запропастились?..
Пока Варя и мачеха искали украшения, я скорбно сидела на стуле, дыша через раз. Было бы ради чего стараться! Подумаешь, смотрины! Таких встреч с полдюжины за последние полгода было, приелись уже. Сговариваясь с женихами, отец благоразумно не показывал мой портрет. Но как только доходило до встречи, глядь, а жениха и след простыл. Приданого за мной богатого не давали, красотой природа не наградила – и надежда найти богатого, молодого и нежадного зятя таяла на глазах. «Если только слепого!» – хихикала младшая сестрица.
Я на Алёнушку не обижалась. Сама виновата, что так себя запустила. В детстве я носилась по окрестностям, худая как палка: то в поле со стогов кататься, то в лещину за орехами, то на Моревку – переплывала её на спор. А стоило войти в девичество, как вдруг оказалось, что не дело купеческой дочке со слугами в догонялки играть, надо блюсти приличия. Вот я и сбегала в сад с интересной книжкой, чтобы вприкуску с ароматным пирожком почитать о чудесных странствиях!
Стоило вспомнить о еде, как желудок заворчал, сдавленный поясом. Пирожок хотелось нещадно. А не его, так хоть яблоко, я уже и на меньшее была согласна. Мачеха, узнав о приезде жениха, неделю меня не кормила ничем, кроме пустого бульона с утра. Хорошо, что у меня в запасе сухари были, ими и спасалась. Увы, вчера и они закончились.
Поскорее бы с женихом встретиться, а там и голодовка закончится. На суету мачехи я смотрела с равнодушием, не мешая, но и не помогая. Что ни делай, всё равно чучелом выгляжу, а если ещё и Алёнушку рядом поставить, то вовсе никто не взглянет. Поначалу я переживала, плакала от такой несправедливости. И замуж хотела, чего уж там. Потом, правда, послушала, как некоторые семейные пары общаются, и успокоилась. Когда же средняя сестрица приехала из Ярограда – нашей столицы, и рассказала о колдовстве, я начала мечтать, что однажды сама колдуньей проснусь!
Василиса отправилась учиться в Колдовскую Башню, когда мне шёл четырнадцатый год. Ей же едва стукнуло двенадцать, но наши домашние учителя руками разводили, такой она росла умницей. Складывать и вычитать умела, грамоту знала и писала красиво так, с завитушками. А главное, она умела колдовать. Бывало, такие замки из капель воды построит – залюбуешься!
Я любовалась и завидовала по-хорошему, радуясь даже маленьким её победам. Хотелось бы и мне творить чудеса! Но как я ни старалась зажечь свечу силой мысли, всё равно просиживала ночами в темноте. Мачеха, конечно, прознала об этом и поговорила со мной – без криков, по-женски. Объяснила: у каждого своё предназначение. Моё в том, чтобы выйти замуж, родить детей и вести хозяйство.
– Ну вот, готово. Встань.
Варя завершила последние штрихи в моём наряде, украсила уши длинными голубыми серёжками и нацепила бусы в тон. Мачеха критично оглядела меня с ног до головы, поправила складки на платье (как ни поправляй, а жирок не спрячешь!) и вдруг с возмущением охнула:
– Что это за сапоги? Варвара!
– Сейчас исправлю, госпожа. – Она хихикнула в кулачок, глядя на мою обувь, и бросилась к шкафу, где лежали парадные туфельки.
Вот ведь! Охотничьи сапоги, удобные и мягкие, неплохо сидели на моей ноге, но для приёма не годились. С другой стороны, кто их там под платьем разглядывать будет?
Чистенькие туфельки из чёрного бархата на потолстевшую ногу еле влезли – последний месяц я себя в еде не ограничивала, как предчувствовала голодание. Пройтись в этой изящной обуви по зале я смогла бы, а вот танцевать вряд ли. Но ведь танцевать никто не попросит?
– Послушай. Веди себя, как я учила: глаза опусти, голос не повышай, глупости не болтай. Твой отец с таким трудом отыскал жениха и договорился о выкупе! Постарайся понравиться.
«Или хотя бы не испугать», – не договорила мачеха, но я прочитала всё по взгляду. Ладно, лишь бы жених был не старый и не дурак, а там стерпится – слюбится.
* * *
Как я добиралась до залы в тесных туфлях – отдельная история. Шла по начищенному до блеска полу, словно по накатанному льду, боясь сделать лишнее движение. К счастью, раскланиваться с гостями не пришлось. Наученный горьким опытом, отец выделил для встречи светлицу, где я должна была до знакомства с женихом заниматься вышивкой. Бдительная нянюшка сидела рядом, готовая исчезнуть при необходимости. Мачеха так мечтала выдать меня замуж, что собиралась поступиться приличиями. А пока я маялась в ожидании, гостя старательно угощали вином, чтобы мой внешний вид не сильно его смутил. О том, каково мне выслушивать пьяную, но предельно честную оценку собственной «красоты», никто не задумывался.
