1943 год. Атака советских войск на укрепленный пункт фашистов. Впереди наступающих солдат бегут офицеры с пистолетами в руках. В полуразрушенных артиллерийским огнем окопах появляются немецкие солдаты, восстанавливая разрушенную систему огня. Порыв советских солдат остановить нечем. Единственный выход – драться до последнего, чтобы не быть застреленным в спину во время бегства от противника.
Внезапно позади немецких траншей появился офицер в полевой эсэсовской форме с блестящим пистолетом «Вальтер» в руке. Не обращая внимания на стрельбу, он пошел навстречу атакующим, хладнокровно расстреливая бегущих советских офицеров. Те из сержантов, кто принимал командование на себя, тут же падал сраженный пулей из пистолета.
Оставшись без командования, советские солдаты замедлили темп наступления, кто-то залег и стал тут же окапываться, а часть солдат начала пятиться назад, подхватив на руки убитых командиров. Советская атака захлебнулась.
Эсэсовский офицер повернулся и пошел в сторону своих окопов, положив пистолет в кобуру. На него с изумлением смотрели немецкие солдаты и офицеры, не видя его лица под большим козырьком кепи и видя только погоны лейтенанта. Перепрыгнув через окоп и пройдя метров десять, лейтенант исчез.
На командном пункте стрелкового батальона рядовой боец разговаривает по телефону с командиром полка.
– Срочно ко мне командира батальона, – кричит в трубку полковник.
– Нету его, – отвечает находящийся в прострации солдат.
– Где он? – слышится громкий голос в трубке.
– Убитый он, – говорит солдат.
– Срочно к телефону кого-нибудь из офицеров, – слышится приказ по телефону.
– А нету никого, – говорит солдат.
– Да где же они все? – надрывается телефон.
– А все убиты, – бесстрастно говорит солдат.
– Давай кого-нибудь из сержантов, – командует голос.
– И сержантов нету, – говорит солдат.
– Что, тоже все убиты? – грозно рычит полковник.
– Все убиты, – говорит солдат и бросает трубку.
На командном пункте полка.
Командир полка смотрит на замолкший телефон и говорит своему заместителю:
– Бери с собой особиста, взвод автоматчиков из пополнения и бегом в батальон Иванченко. Что-то там неладное. Атака у них захлебнулась и весь полк остановился. Гони их вперед.
Майор вместе с сотрудником Особого отдела во главе взвода молодых солдат из только что прибывшей маршевой роты бегут в батальон.
Увидев офицеров, солдаты отступившего батальона успокоились и стали наперебой говорить, что у немцев есть какой-то призрак в форме офицера, которого не берут пули и который как в тире расстрелял всех офицеров батальона, а в младшего лейтенанта Метелкина он стрелял раз двадцать, все никак не мог попасть в сердце.
– Неужели никто не мог попасть в этого призрака? – допытывался майор.
– Не попадали, – чуть ли не хором говорили солдаты, – вот он почти что рядом, а стреляем в него и пули будто сквозь проходят.
– Ладно, – оборвал их майор, – у страха глаза велики, а руки трясутся. Пока я вступаю в командование батальоном.
Вскоре прибывает автомашина за убитыми офицерами. При погрузке убитых один из них вдруг застонал.
– Смотри-ка, живой, – сказал один санитар. – Товарищ майор, один живой оказался.
– Кто такой? – спрашивает майор.
– Младший лейтенант Метелкин, – отвечает санитар.
– Везите его в госпиталь, – махнул рукой майор, – все равно он не жилец, но раненых положено оставлять докторам.
Убитых офицеров похоронили на поле в районе командного пункта полка, а младшего лейтенанта Метелкина отправили в госпиталь на той же машине.
– Вы бы его хоть перевязали, – укоризненно сказал командир полка, только что вернувшийся на командный пункт.
– Нельзя его перевязывать, – сказал военфельдшер с погонами старшины, – кровь спеклась и закрыла раны, а в него пуль двадцать попало, вон весь в дырах. Если до госпиталя довезем, то врачи все сделают, что нужно.
Метелкина в сопровождении фельдшера вместе с легкоранеными на той же автомашине везут в госпиталь.
Операционная. Идет операция.
– Надо же, – говорит хирург, – изрешечен как дуршлаг, а все жив. И все потому, коллеги, что не задет ни один жизненно важный орган. Вернее, задеты, но не сильно, а вот выживет ли, это вопрос и вопрос большой. Все ранения сквозные, кости не задеты, а вот и пулька нашлась. И пулька белая, не хромированная, а как будто серебряная.
– Что вы, Павел Иванович, – сказал ассистент, – серебряные пули бывают только в детективах, когда охотятся на оборотней или на вампиров. Да и, кроме того, серебро является антисептиком, раны обеззараживает.
– Ага, вот и вторая пулька, – сказал хирург, бросая кусочек металла в эмалированную чашку, – и эта такая же. А вот и третья. Больше, похоже, нет. Будем лейтенанта отправлять в тыловой госпиталь, пусть там на рентгене посмотрят. Кстати, взгляните сюда. Впервые вижу человека с ртутным синдромом внутренних органов.
– Что это за синдром, – удивился ассистент, – впервые о таком слышу.
– Это вы, батенька, получили современное образование, – усмехнулся хирург, – а нас учили профессора, пользовавшиеся мировым медицинским опытом и рассказывавшие нам обо всем, что когда-то было. Ртутный синдром проявляется в перетекании внутреннего органа в сторону от места приложения силы. Смотрите сюда. Я нажимаю на почку, и она перетекает в сторону. Видели это когда-то? Нет. И я не видел. Говорят, что таких больных практически невозможно пропальпировать
