– Садись, Эста.
Невзрачная девушка в свободной блузе и серой юбке со множеством оборок незаметно скользнула взглядом по комнате, проверяя, нет ли подвоха в словах сидевшей за письменным столом женщины, и аккуратно опустилась на край стула.
– В этом году мы решили немного отступить от правил, – откровенно, но достаточно сухо сообщила хозяйка кабинета, – так как полностью обучение завершили трое, а контрактов предложено четыре. И тебе, как лучшей и освоившей сразу два ремесла, предоставлено право выбирать первой. Вот папка с предложениями, можешь думать до вечера. Если ничего не решишь, выберу, как обычно, я сама.
– Понятно, матушка. – Девушка осторожно приняла кожаную папку с бумагами, незаметно заглянула на ее тыльную сторону и тенью выскользнула из кабинета, поймав в отражении одного из камней дешевого на вид браслета удовлетворенную ухмылку настоятельницы. В своей комнате Эста сначала бросила на столик салфетку, затем, положив на нее папку, достала из кошеля перчатки и маленькую лупу в изящном футляре, замаскированном под пудреницу. Эта папка могла оказаться последней проверкой, и пренебрегать мерами предосторожности не стоило.
Однако в папке и в самом деле оказалось четыре запечатанных конверта. Все разные по величине, цвету и качеству бумаги и украшавшим их вензелям и печатям. И открыть можно было только тот, который выберешь.
Эста достала из папки последний предмет, небольшой листок, на котором рукой настоятельницы были небрежно написаны четыре имени и против каждого пометка: кокетка, тихоня, глупышка и болтушка, – прочла и на миг задумалась.
Безусловно, ей больше нравилось быть «тихоней», но напротив имени нанимателя, которое привлекло Эсту с первого взгляда, заставив лишь мельком осмотреть остальные, стояло – «глупышка», что было ее второй профессией, полученной в стенах этого необычного монастыря. Значит, придется побыть некоторое время «глупышкой», без сожаления вздохнула девушка, привычно сложила все бумаги в папку в том же порядке, в каком они там находились ранее, и направилась в кабинет настоятельницы. Неважно, что та отпустила ей на раздумье оставшиеся до вечера несколько часов, на самом деле матушка не любит тугодумов и не стоит понапрасну испытывать ее терпение.
– Выбрала? – остро взглянула хозяйка кабинета на вошедшую.
– Да, третий. – В монастыре Святой Тишины существовало незыблемое правило – не называть без особой надобности ни имен, ни титулов.
– Хорошо. – Лицо настоятельницы на миг исказила досада, но только на миг. – Держи. Можешь взять в гардеробе пять платьев, а в кладовой полный набор… и помни, первый экземпляр контракта остается здесь, а все остальное ты должна сжечь. Сопровождающие прибудут завтра утром. Иди и пошли сюда Рози.
Эста сунула в один из потайных карманов конверт, выданный матушкой, еле заметно кивнула и выскользнула из кабинета.
– Глупышка, – проводив ее взглядом, пробормотала настоятельница и позволила себе вздохнуть, – а жаль.
Сопровождающих было трое, кучер небольшой дорожной кареты и двое вооруженных всадников.
– Прошу, – тот из мужчин, которого Эста определила как командира маленького отряда, вежливо подал девушке руку, помог забраться в карету и решительно захлопнул дверцу.
«Властный, уверенный в себе… немного даже чересчур уверенный, ловкий и сильный… что же еще? – думала Эста, глядя на пробегающие мимо ели и сосны. – Пожалуй, подозрительный и, несомненно, умный. А вот к женщинам наверняка относится с пренебрежением, заметно было по тому, как он резко хлопнул дверцей, нисколько не заботясь о покое спутницы. Или не ко всем женщинам, а только к тем, кого нанимают по контракту? Ну, к вечеру это будет понятно.
Внешность у него довольно броская. Бронзовый ястреб, по классификации матушки. Резко очерченные скулы, гордый нос, насмешливо надломленные брови, твердые губы… Определенно, не одна дурочка заливала слезами подушку после близкого знакомства с ним.
А вот его подчиненный попроще. Обычный воин из тех, кто умеет выжить в стычке и не даст себя обмануть в торговых рядах, верный, как пес, и осторожный, как лис. Да, скорее всего, одинокий пес, и хотя ничего плохого от него можно не ждать, но и на помощь, если придется столкнуться с командиром, рассчитывать не стоит. Ну а кучера рассмотреть не удалось, только край плаща, и эту загадку придется оставить до привала».
Эста достала из дорожной корзины большой кошель для рукоделья, вынула из него спицы, клубок шелковых ниток, и начала вязать кружевной шарфик, это занятие, как ни одно другое, помогает тренировать ловкость пальцев и способствует размышлениям. А подумать девушке было о чем, и не все ее мысли были такими благодушными, как можно было решить, глядя на ее спокойное личико.
До обеда карета остановилась всего один раз, возле придорожного трактира. Провожатый молча распахнул дверцу, помог спутнице выйти и указал на поджидавшую служанку.
– Она проводит умыться.
Эста так же молча кивнула и направилась к смуглолицей полукровке, чувствуя спиной пристальный взгляд сопровождающего. Но даже не подумала оборачиваться, проверяя правильность своих ощущений. Незачем. Пусть себе смотрит, пусть строит планы, как привлечь ее на свою сторону или сделать послушной куклой. Все глупышки и тихони через это проходят. И в обители давно придумали не один десяток способов, как избежать нежелательных покровителей и тайных манипуляторов.
«Какая-то она… слишком серенькая для глупышки», – думал Дагорд аш Феррез, наблюдая за монашкой, обошедшейся его господину столь же дорого, как четверка племенных жеребцов. Но на жеребцах можно ездить, и их можно при нужде продать, а вот будет ли толк от этой серой мышки, никто не может поручиться. Хотя в трактире, где он ожидал решения настоятельницы, околачивалось по меньшей мере с десяток подозрительных личностей, а в каретном сарае он заметил, кроме своей, три кареты без гербов и каких-либо примет. Глупышек и тихонь принято было увозить тайно.
Вышедшая из трактира девушка спокойно и размеренно подошла к карете и, не глядя на Дагорда, остановилась, поджидая, пока для нее откроют дверцу. Обычное поведение благовоспитанной девицы, задвижки бывают слишком тугими для девичьих ручек. Аш Феррез небрежно открыл для подопечной дверцу и с досадой поджал губы, похоже, все-таки лжет молва, что толку от хорошей глупышки больше, чем от ловкого сыщика.
