Невыносимо сиял на солнце снег. Под пронзительно-синим небом, исчерченным серебристыми штрихами тонких облаков, зеркалом лежала равнина, на которой редкими вкраплениями темнели участки хвойного леса, тихого и безмолвного в это суровое время года. Мороз усиливался. Мириады спрессованных кристаллов снега и льда образовали гигантское парчовое покрывало, укутавшее на зиму спящий зеленый мир. Крохотные искорки серебристых, розовых, синих и даже апельсиново-желтых оттенков играли прихотливым преломлением света, радуя взор и одновременно выжимая слезы из глаз не только от яркого сияния, но и от холода тоже.
Гигантские сумарийские кедры, столь редкие в предгорьях, служили домом или временным приютом сотням живых существ, от крохотных букашек, спрятавшихся под корой до весны, до медведей, залегших в спячку в глубоких берлогах под корнями. В этот солнечный и люто-морозный день не каждый бодрствующий зверь захотел бы покинуть свое укрытие – но только не орланы. Для них наступило время гнездования, так что на вершинах гигантских кедров было шумно и суетливо. Величавые птицы обновляли гнезда, восстанавливали пары, искали новых спутников жизни. Некоторые просто сидели на мощных ветвях, острым взором осматривая местность в поисках возможной добычи.
Для своего пропитания они не высмотрели ничего, но могли видеть, как за возможной добычей гонится кто-то другой… Человек. Не менее величавый, чем орланы – цвета его семейного стяга, черные с золотом, были хорошо известны и невольно вызывали почтение. Не менее опасный – многие старались поскорее убраться с его дороги. Не менее… Стоп! Куда более жестокий, чем орланы – ибо бессловесным тварям не свойственна та осознанная свирепость, которая входит в перечень недостатков людей, а особенно мессира Ледяных пустошей, Лодовико Ди Йэло[1] Третьего.
По спрессованному снегу раздается топот копыт, такой гулкий на морозе. Именно здесь накатан лучший санный и конный путь предгорий Сумары. Летит вперед по сияющей белизне хищный клин преследователей, одетых в черное с золотом. Десяток всадников, впереди которых на могучем вороном жеребце мчится тот, от которого орланы шарахнулись бы, если бы знали перечень приписываемых ему деяний.
Ему чуть меньше тридцати лет, но выглядит он старше; он статен и строен, широк в плечах и не обижен внешностью, с первого взгляда привлекающей внимание своей грубоватой мужской красотой, которая более желанна для прекрасного пола, нежели смазливая юная утонченность. Синеглазый брюнет с орлиным профилем и таким же взором, от которого не ускользнет ничто и никто – ни выгода, ни власть, ни враг, ни хорошенькая женщина. Несмотря на холод, он скачет с непокрытой головой, его смоляные кудри и короткая черная борода припорошены инеем. Мороз ему не страшен – мессир Ледяных пустошей зимой распоряжается магией холода по собственному усмотрению и в рамках Устава рыцарей Третьего Храма, сейчас это его стихия, не способная причинить ни малейшего вреда. Спутники Лодовико не являются магами, это его личная охрана, не менее преданная, чем верные псы. Они одеты куда теплее своего сюзерена, но в лихости, удальстве и творимом беспределе стараются не отставать.
Сейчас этот хищный клин преследователей распадается, пытаясь окружить и взять в кольцо предполагаемую добычу – теплый зимний возок, запряженный шестеркой лучших лошадей, летящих быстрее ветра. Тяжелые мощные скакуны воинов легконогим бегунам не соперники, и возница это знает, но от души подзадоривает коней ударами хлыста и криками:
– Йа-а-а! Йа-а-а!
Но что такое? Будто по волшебству, далеко впереди поднимается на дыбы не земля, нет – спрессованный белый покров. Со скрипом и треском встает пылающая на солнце стена из парящих в воздухе белых глыб и кусков поменьше; стена, окутанная клубами мелкой снежной пыли. Есть простор для маневра, есть время, но поворачивать нужно немедленно, иначе будет беда. Впрочем, она будет в любом случае, ибо поворот означает встречу с людьми, одетыми в черное с золотом.
На то и расчет.
Возница зажмурился от летящей в лицо ледяной крошки. Шестерка лошадей встала, кони храпели и топтались на месте, а вокруг, будто крылья коршунов, замелькали черные плащи, подбитые волчьим мехом. Нарядный зимний возок оказался в плотном кольце, всадники быстро спешивались со смехом и пошлыми шутками, способными вогнать в краску кого угодно.
На пожилого возницу в упор смотрели синие, как небо, глаза.
– Мессир, пощадите… у меня внуки… пожалуйста…
Пожилой мужчина повалился с облучка прямо в снег, на колени, стаскивая с головы потертую лисью шапку, ожидая удара хлыстом или, хуже того, превращения в ледяную глыбу на месте.
– Пшел вон, – сквозь зубы произнес обладатель синих глаз и смоляных кудрей, падающих на лоб слипшимися от инея черными стрелами.
Приоткрыв глаза и с благодарностью отползая в сторону, возница видел, как металлические накладки на латной перчатке рыцаря Третьего Храма стремительно обрастают ледяной броней, а потом правый кулак с утроенной силой врезается в дверцу возка, выламывая ее с хрустом. Мессир Лодовико Третий не стал утруждать себя поиском кожаной петли, за которую нужно просто потянуть, чтобы дверца открылась.
Наружу вырвался теплый воздух – в глубине нарядного возка было уютно, там работало заклинание Зимнего очага, обеспечивающее комфорт в пределах разумного. Внутри находилась та, ради которой погоня и затеивалась, – хрупкая белокурая девушка с косами, обвитыми вокруг головы, одетая в громоздкое зимнее платье из плотной шерстяной ткани темно-синего цвета, подчеркивающее белизну ее кожи. При треске и грохоте выломанной с мясом дверцы она отпрянула к стенке возка, обитой разноцветным войлоком, но летящие щепки, кусочки стекла и фрагменты ледяной брони с латной перчатки ее даже не задели. Сейчас она видела перед собой разгоряченное скачкой мужское лицо и чувствовала, что против воли ее щеки заливает бледность, а к горлу подступает комок слез, порожденных отчаянием.
– Далеко собрались, мэйс Бьянка? – спросил преследователь резким, низким и довольно-таки злым голосом, от которого отчаяния у белокурой девушки как-то не поубавилось.
Ответить было нечего. Говорить о том, что потеряла голову, пытаясь сбежать от того, кого считала мертвее мертвого, бессмысленно. Хотела пересечь границу Сумары, пренебрегая семейной честью, брачным договором, наследством – чем угодно, только подальше отсюда! Рассчитывала стать нищей и свободной от всего… Не получилось.
Мессир Ледяных пустошей подал своей законной добыче руку, приглашая выйти. Девушка едва притронулась к ледяной перчатке, морщась при покалывании в пальцах, перерастающем в боль от соприкосновения с лютым холодом магии. Тут же неслышно подступил кто-то из свиты рыцаря Храма, набрасывая девушке на плечи роскошную длинную накидку из золотистого меха редких сумарийских соболей. На голову опустился капюшон, невесомо-легкий, но способный оградить драгоценную добычу от любой стужи. Губы синеглазого мужчины тронула усмешка.
