1
Привязывая собаку к металлической трубе у Нинкиного подъезда, Василий думал о том, что неприятности похожи на разбойников – выскакивают неожиданно все сразу и бьют наотмашь, не давая опомниться.
Из вчерашнего разговора с женой он узнал, что она беременна и не собирается делать аборт. «Это чей же ребёнок ей так дорог? Неужели мой? Раньше чистили и даже в известность не ставила, а теперь – ни в какую. Мудрецы давно подметили – нет в семейной жизни ничего, кроме неприятностей», – заключил Василий, нажимая на кнопку звонка.
Грешнов зашёл к Начинкиной пораньше только для того, чтобы не упустить из вида Ласкина. И Нина это знала. На электронном табло её часов светилось: шесть часов ноль ноль минут, тридцать первое августа, тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
Хозяйка быстро, как она это умела, собрала на стол. Достала из холодильника водку и закуску.
Василий перекрестился и выпил, стал неспешно сообщать новости:
– Я сегодня в роли Игната Могильщика.
– Что такое? – испугалась Начинкина.
– Принцесса Диана погибла. Плакать хочется.
– Не убивайся, – облегчённо вздохнула Начинкина, – она того не стоит.
– Да не по ней, по себе плачу. В церкву не хожу, не исповедуюсь, не причащаюсь. А что, как умру? Распутная жизнь, как ещё раз мы все убедились, приводит к внезапной смерти.
– Солнце моё, ты же верующий. Смерти нет.
– Это я понимаю. Боюсь предстать перед Всевышним судиёй во всей своей мерзости. Скажет: «Ты же знал, что земная жизнь человеку дана для подготовки к вечной. Так-то ты, сукин сын, подготовился? А, ну-ка, бей его, ребята!». И черти возьмутся за меня. Станут наносить удары грязными копытами по лицу. Вонзать острые, волнистые рога мне под рёбра.
– Фу! Не хочу слушать. Ну и фантазия у тебя.
– Третьего дня ездили в Волоколамск на картофельные поля картошку воровать. Никандру тесть дал мохеровую вязаную кепку. И ночью, при свете луны… Я как глянул на него – стоит вылитый милиционер в фуражке. У меня сердце в пятки ушло. Чуть кондратий не приобнял.
– Зачем так далеко мотались? У нас в овраге огороды.
– У своих красть? Стыда не оберёшься. Можно куст-другой вывернуть, штук десять картофелин взять, на костре испечь, но не шесть же мешков выкапывать.
– Шесть мешков набрали? И что, «запорожец» увёз?
– Увёз.
– Ваш Никандр, как Самсон в фонтане Петергофа. Грудь широкая, тело атлетическое.
– Ну да. На скульптуру он похож. Даже той же бородой.
– Какой бородой? – засмеялась Нинка, – он тебе не старик Хоттабыч. Его сила заключалась в длинных волосах. Это библейский герой, его напоили, у пьяного волосы отстригли.
– Я даже знаю, кто. Наши школьные учителя, директор и завуч. Они, опасаясь силы учеников, всех нещадно болванили. Кричали: «Бога нет!». А сами по ночам, значит, Библию листали.
– И всё-таки ты в долгу перед ними.
– За что? За то, что в течение десяти лет дурака из меня делали?
– Я не про учителей. Про твоих верных оруженосцев. Они горбатятся на тебя за миску супа, а ты забираешь у них даже те деньги, которые им даёт Лев Львович. Смотри, сколько за год они успели. Подвал отремонтировали. Квартиру твою полностью. У меня всем на зависть европейский ремонт сделали. Теперь трудятся у бабы Паши. А ведь если бы платить им за работу, то они бы уже и себе на жилплощадь скопили.
– Им жилплощадь не нужна. А на нужды я им не отказываю. Вон, у Никандра две малиновых рубашки, дюжина красных носков с золотой нитью. В таких только Майкл Джексон со сцены поёт. Они сыты, пьяны, есть крыша над головой. Но ты права – совесть моя нечиста. Надо им что-то хорошее сделать. Я что-нибудь придумаю.
– Придумай, пожалуйста. Я тебя очень прошу. И, знаешь, не смогла вчера трусы найти. Мистика какая-то. Как корова языком..
– Без трусов ходишь?
– Почему? Сегодня, как положено «сандей» надела.
– Чего надела?
– У меня трусы из набора «Неделька», на каждый день свои.
– Я думал, такие уже не носят. Лет десять назад были в моде.
– Чистое, новое бельё всегда в моде. Мне два набора Майя Каракозова подарила, а ей из Лондона посылкой, на днях. А ты говоришь: «десять лет назад».
– А Миша всё лебезит перед ней, фальшивые слова говорит. А та кричит на мужа, не стесняясь людей, обзывает.
– Когда ты в Волоколамске картошку воровал, она сидела на твоём месте и жаловалась. Говорила, что супруг не ласкает. До того дошла, что своё отражение в зеркале целовать стала.
– Для чего? – не понял Василий.
– Для того, – огрызнулась Нина, – женщине внимания хочется, а если его нет…
– Понятно. Смешные люди, с жиру бесятся.
– А что им не беситься, детей нет. А тут, что случится, сдадут моего Доминика в дом инвалидов, как Костика Богохулова.
– Меньше водись с поганью, дольше проживёшь, – вырвалось у Грешнова.
– Вась, я, кроме тебя, ни с кем не «вожусь». Себя «поганью» называешь?
– Ну, прости.
– Ну, прощаю.
Начинкина о чём-то вспомнила и улыбнулась.
– Чего? – поинтересовался Василий.
– Да, Залесьев сватался. Говорил, случись с тобой что, стану опорой твоему сыну.
– Когда сватался?
– Да, всё тогда, когда ты картошку..
– Вот гад, ни на минуту отъехать нельзя. Со смерти Юрка еще год не прошёл.
– Да. А люди очередь уже занимают.
– Чего теряешься?
– Смеёшься?
– А Костика жаль. Но он в детстве всё, что хотел, получил. И лошадь металлическую, управляемую педалями, и велосипед у него был, который старшие ребята не отбирали. Сестру, видимо, обделяли во всём. Поэтому, когда родители умерли, она его фиктивно женила, ещё кое-какие махинации провернула, используя его инвалидность. А затем, с чистым сердцем, в дом скорби сдала.
– Я об этом и говорю.
– Нин, я всё понял. Но, муж из меня… Сама видишь. Чего загрустила?
– Всё одно к одному. Бандиты заезжие в магазин приходили. Спрашивали, есть ли у меня «крыша».
– Скажи, Гимнаст моя крыша.
– Лев Львович не бандит. Он бизнесмен.
– Он такой бизнесмен, что страшнее всякого бандита. Его все знают и боятся.
– Может, у нас и знают, а приезжим-то что? Был бы у меня муж, он бы заступился.
– Но я же тебе не муж.
– Так в чём дело? Всё есть. И квартира четырёхкомнатная, и магазин, и медцентр. Да и я стараюсь за собой следить.
– А Наталья? Она не даст мне развода. А Олеся? Дочь не простит. Да и с Бертой кто гулять будет? Вон, попросили один раз твою, целующую зеркала. Майя выгуляла, пришлось потом щенков топить. Я тебя люблю, ты это знаешь. А чтобы жизнь менять, это выше моих сил. Пусть всё остаётся так, как есть. Перемены всегда всё портят.
– Да, – грустно признала Начинкина.
– Согласна? – удивился Василий.
– Ты мне не муж. Господи! – взмолилась Нина, – пошли мужа и защитника.
– Правильно. Молись. Бог не оставит без внимания искреннюю молитву. Обязательно мужа пошлёт.
