Сергей Николаевич
Романтические англичанки
Англия всегда была загадкой для русской души. Что скрывается за этим улыбчивым и неприступным фасадом? Отчего английская вежливость, часто принимаемая за надменность и снобизм, остается непреодолимой преградой для понимания национального характера? Откуда взялся пресловутый культ privacy (“мой дом – моя крепость”), о который разбились многие наивные мечты о возможности близости и даже дружбы с жителями Туманного Альбиона?
Самый простой и очевидный ответ на эти вопросы: они – другие. С одной стороны, традиционная замкнутость островного сознания. Когда вокруг простирается и бушует безбрежная водная стихия, невольно сам начинаешь ощущать себя одиноким островом посреди враждебного и опасного моря-океана. С другой стороны, Великая хартия вольностей. Именно этот документ остается краеугольным камнем в основе английского миропонимания и миропорядка. Невероятно, но факт: более девятисот лет в Англии право на личную свободу возведено в ранг главного закона. Без этого Англию не понять.
Как не понять и историю, рассказанную в этой книге. На первый взгляд, она вся про любовь. (Тем более что само это слово честно вынесено в заголовок.) Но не только! Тут много всего сошлось: и правда подлинных документов, впервые публикующихся на русском языке для широкого читателя, и фантазия автора, смело домысливающего отдельные эпизоды биографии своих героев, и тайна великой, но так до конца и не прочитанной в России книги “Городок”.
И, конечно, это Англия, явившаяся нам в темном наряде скромной ученицы брюссельского пансиона под именем Шарлотты Бронте. Дочь провинциального пастора из далекого английского Хауорта. Молчаливая, скрытная, застенчивая, еще не до конца осознавшая свой писательский дар, она приезжает в Брюссель совершенствовать свой французский, чтобы по окончании учебы открыть школу для девочек в родном городке. Но ничего из этих планов не выйдет. А будет любовь, которая поменяет ей судьбу, а заодно сделает ее имя одним из самых известных в истории мировой литературы.
Подлинный драматизм истории любви Шарлотты Бронте состоит в том, что про это почти никто ничего не знает. Одни лишь догадки и предположения. Одни обрывки чудом сохранившихся любовных писем, прошитых суровыми нитками. Кто их рвал? Кто потом старательно сшивал? Чьи глаза скользили по строчкам, написанным со старательностью отличницы? Куда подевались ответы на письма Шарлотты? И были ли они?
Так незаметно, шаг за шагом, мы вступаем на территорию нового романа, находящегося в рискованной близости от классических шедевров “Джейн Эйр” и “Городок”. Мы следим за тем, как жизнь сама дописывает историю застенчивой англичанки, как она бросает ее в водоворот страсти и заставляет заговорить своим подлинным голосом.
“Викторианская любовь” – это прежде всего история обретения собственного голоса. История женщины, осознающей свое истинное предназначение. Не семья – цель любой порядочной викторианской девушки, не школа – прибежище старых дев и бесприданниц, не даже любовь, к которой Шарлотта так неистово и отважно стремилась, а слово, литература, писательство. Одиночество перед белоснежным листом бумаги, озаренное немеркнущим сиянием свечи и нового замысла. А то, что случилось (или не случилось?) в Брюсселе – это только пролог, введение в ту, другую, новую жизнь, которую она сама сочинит и перепишет несколько раз набело, перед тем как издать свое первое сочинение под мужским псевдонимом.
Всемирно знаменитой Шарлоттой Бронте она станет уже после смерти. В триумвирате с невероятно талантливыми и тоже рано ушедшими сестрами Эмили и Энн. Три сестры Бронте – это еще одна чисто английская история с семейными драмами, тайнами, ранними смертями. Три чахоточных девы, три пасторских дочери, три поэта-романтика, приговоренных прожить жизнь в доме с окнами, выходящими на кладбище. Один и тот же унылый вид на могильные кресты и одна судьба – уйти рано и обрести признание после смерти. Шарлотта переживет своих сестер. Она – единственная, кто даже успеет побывать замужем. Недолго и, похоже, не очень-то счастливо.
Я видел белое подвенечное платье Шарлотты, хранящееся как величайшая святыня в Доме-музее Бронте в Хауорте. Первая мысль: какая же она была маленькая! Совсем крошка. Все такое изящно невесомое, компактно-игрушечное. И шляпка с перышком, и нитяные перчатки, и кружевной летний зонтик, и нереально малого размера талия. Женщина-ребенок, женщина-кукла. Ни одной подлинной фотографии Шарлотты не сохранилось. А ведь в Европе вовсю уже процветали ателье, где делали дагерротипы, прозванные “зеркалом с памятью”. И многие ее именитые современники обзавелись собственными мерцающими изображениями из серебра и ртути, по которым мы можем судить о том, как они выглядели.
Так возникла идея сделать для этой книги портрет Шарлотты Бронте. Вместе с фотографом Владимиром Клавихо-Телепневым и художником Дмитрием Васильевым мы придумали образ англичанки 40-х годов XIX века. В капоре, с неизменной шалью, в наглухо закрытом платье с кружевным воротничком. В этот образ полностью вжилась прекрасная актриса Театра Олега Табакова Яна Сексте. А потом нам показалось, что без главного героя и адресата любовных писем, месье Константина Эже, эта история будет выглядеть какой-то неубедительной, незаконченной. И тогда фрак, жилет и цилиндр примерил на себя ведущий актер Гоголь-центра, американец Один Байрон. Костюм модника и денди, как и весь викторианский антураж, ему невероятно подошел. Байрон (забавное совпадение имен!) будто создан, чтобы играть в костюмных драмах. Как, впрочем, и Глафира Тарханова, выбранная нами на роль мадам Зоэ Эже, соперницы Шарлотты. Но, как гласит легенда, именно недюжинной прозорливости Зоэ и ее искусству владения иголкой с ниткой мы обязаны тем, что письма Шарлотты дошли до нашего времени. Конечно, наша фотосъемка не более чем костюмированная фантазия. Тем не менее она, как и вся эта книга, – попытка прочувствовать и прожить ту давнюю историю как сегодняшнюю, подключить к ней молодых артистов, наполнить ее дыханием и энергией нынешней жизни.
За то время, что шла работа над книгой, Шарлотта Бронте будто сама посылала нам знаки, что ее историю надо рассказать до конца. И, что важно, по-русски!
Однажды я разговаривал с известным английским исследователем и биографом Чехова Дональдом Рейфилдом. И впрямую спросил его, есть ли какая-то связь русского классика с сестрами Бронте?
