Сборник посвящён своеобразным трёхчастным композициям. В каждую из них входит трёхстишие-верлибр, несколько афоризмов-определений, по-своему раскрывающих ключевые слова трёхстишия, и сказка-крошка (не превышающая ста слов), выстраивающая свой сюжетный образ, также откликающийся на тему, затронутую изначально.
На обложке: фото из открытых просторов интернета
Завет Заболоцкого «Не позволяй душе лениться» выразителен и точен. Но вместе с тем нужно время от времени дать душе вволю помчаться по широкому, просторному полю творческой деятельности. Ей необходимо чувствовать себя свободной и стремительной.
Таким широким полем стал для меня непредсказуемый простор утренней тройственной импровизации моих любимых жанров. Сначала непредсказуемое выражение мыслей и эмоций в свободном трёхстишии, потом выбор его ключевых слов и афоризмы-определения для них – тоже не придуманные заранее, а в заключение сказка-крошка, сказка-притча, создающая непредвиденный образ, навеянный переживанием.
Новый жанр, дебют которого представляет эта книга, не так звонок и лёгок, чтобы рассчитывать на широкую аудиторию читателей и хотя бы на узкий круг понимающих и осваивающих его авторов. Но когда-нибудь, возможно, найдутся люди, которые его оценят. И даже те, кто возьмётся за его освоение. Во всяком случае, такое не исключено. Ради этих воображаемых пока что людей я и готовил сборник «Широкое поле».
«Сказочно-примечательные трёхстишия», конечно, замысловатое название для жанра. Поэтому постараюсь объяснить его суть. Три его элемента описаны в моей книге «Три любимых жанра», а сам новый жанр представляет собой композицию, где трёхстишие задаёт переживаемую мысль, афоризмы-определения заостряют значения ключевых слов, а сказка-крошка создаёт некое образное эхо исходной мысли в виде лаконичного сюжета.
Этих объяснений, надеюсь, достаточно для последующих ста авторских произведений такого рода.
Для любителей глубинного чтения в конце даны указатели трёхстиший, сказок и определений, помогающие во всём этом ориентироваться подробнее.
Переплетение судеб многому учит, если склонен учиться.
Но учиться приходится и расплетениям —
по крайней мере, на какое-то время.
…
Переплетения – скрещивания линий, укрепляющие друг друга.
Учить – давать возможность углубить свои представления.
Учиться – воспринимать всё происходящее как углубление в суть явлений.
Расплетение – разделение путей, которые не бывают совсем общими.
Приходится – прикосновение к тебе неизбежности.
…
Черепах Макс переживал за друзей-хозяев.
Кое-чему он успел научить их. С другом-хозяйкой они учились сплетению судеб, в чём он был сильнее по древности рода. Друга-хозяина научил мысленному общению.
Но теперь предстоял общий урок расплетения. Макс решил просто продлить зимнюю спячку. Вылезал ненадолго, прощаясь, но ел даже любимую гречку. И засыпал всё глубже, несмотря на весну, вплоть до своего земного завершения.
Друзьям-хозяевам, чьё время завершения ещё не пришло, было больно за него. Но Макс, принадлежавший к древнейшему роду, знал: ничто живущее не завершается навсегда. Чувствовал, что ещё многократно отзовётся своим человеческим друзьям чутким черепаховым эхом.
Этот внутренний наутилус – чудо не техники, а мысли.
Он невидим и неощутим, но позволяет видеть и ощущать
даже то, что в самых сокровенных глубинах сознания.
…
Наутилус – фантастически реальный глубинный корабль для сокровенных открытий.
Техника – самодельная нянька человека.
Неощутимость – отсутствие промежуточных помех для восприятия интересующих тебя ощущений.
Глубины – трудно достижимое начало того, что недостижимо.
Сознание – то, что может осознавать всё доступное тебе и частично позволяет осознавать себя.
…
Иннер называл свой глубинный корабль наутилусом. Ведь его внутренние путешествия когда-то начинались с фантастики. Тогда он ещё не знал, что самое фантастичное можно обнаружить внутри себя.
Свой наутилус Иннер никогда не видел и не ощущал. Иначе он не мог бы видеть и ощущать глубины. Просто он знал, что наутилус при нём, когда надо было погружаться.
Ох, сколько невероятных тайн помогал ему увидеть наутилус!..
Только выйти из корабля на глубинах, чтобы получше рассмотреть очередную тайну или даже потрогать её, – было невозможно. Наутилус умел беречь своего владельца от лишнего любопытства.
Под утро порою начинается странное: мозг ещё дремлет,
а разум всё бодрее, и рвётся к открытиям.
Каждый раз любопытно: как доберёмся до пробуждения?
…
Странное – то ли несуразное, то ли непривычное.
Дремать – поведение типа «дайте ещё поспать», обращённое к себе самому.
Бодрее – прилив сил, готовых приняться за дело.
Любопытно – взгляд из ложи.
Пробуждение – понимание реалий и необходимости участия в них.
…
Мозг живёт в голове – не считая двоюродного костного брата и прочей телесной родни.
Где живёт Разум, никому не известно, даже ему самому.
– Я свободен, как ветер! – настаивает он, хотя учёные прописали его к Мозгу.
Но этому завзятому домоседу беспокойный искатель истины только досаждает. Даже странно, что они могут заниматься общим делом размышления. Да и сами об этом часто думают…
А учёные?.. У каждого из них своя голова, поэтому думают по-разному. Но место прописки уважают. Иначе ищи ветра в поле!..
Скоро сорок лет как вместе
Щедрые пахучие грозди восковика на кухонном окне.
Каждый цветок каждой грозди прекрасен и сам по себе —
словно каждый день непростой и счастливой жизни.
…
Щедрость – дар сверх всяких ожиданий.
Пахучий – обращающийся к мозгу непосредственно, на бессловесном красноречивом языке.
Цветочная гроздь – расцвет общего восхода.
Дни – многократное сложение жизней.
Счастливая жизнь – полноценное осуществление себя сквозь все выпавшие испытания.
…
– Мы с тобой обе – многодетные мамы! – обратилась хозяйка к цветочной грозди, распустившейся утром на плюще.
Та сразу не ответила, но приснилась ночью и уточнила:
– Это ты многодетная, а я многоцветная. Твоим детям ещё хорошеть и хорошеть, а у меня каждый цветочек сразу прекрасен.
– У меня тоже, – кивнула хозяйка. – Просто не всем это сразу видно.
– Понятно, – ответила гроздь, поразмыслив. – Но мы с тобой обе многосчастливые.
– Потому что многоцветные, – откликнулась хозяйка, просыпаясь.
И пошла любоваться цветочной гроздью, а также своей, человеческой.
