Юля Лемеш. Хранители ковра
– Мам, давай выкинем эти дурацкие ковры, а?
– Отстань от ковров! Чем они тебе мешают? Лучше в комнате уберись…
Нормально, да? Она цепляется за это ветхозаветное счастье, как за часть своего тела. Сейчас мне предстоит испытание рассказом, где и когда были добыты эти гребаные ковры и сколько они стоили. И от чего пришлось отказаться, чтобы купить этот символ достатка. Нет. Не «купить», а «достать». Причем доставала не мама, а бабушка. Мама только соучаствовала в этом мероприятии. Отстой. И они сообща от чего-то отказывались ради ковров. Лишенки. А мне теперь в этом интерьере жить?
– Мам, ну хоть у меня убери это говно со стенки, а?
– Ей сфоткаться негде, – бесцеремонно ржет папа.
Он понимает, в чем дело. Он сам мне вчера показал фотку одной красивой девочки. А снизу подпись:
«Смертельный ковер—2 и сраная кошка». И еще – фото смешного мальчика, который думал, что выглядит как гот. Подписано: «Хранитель ковра». Там много таких нелепых фоток было.
Голосом былинного сказителя папа читал мне вслух:
– Каждая херка [1] обязана фотографироваться на фоне бабушкиного ковра и быдляцкого совкового интерьера семидесятых годов… М-да. Жили себе, не тужили, а теперь, оказывается, наш интерьер – быдляцкий. Пора делать ремонт.
Врет. Не будет он ничего менять. Ему наша квартира кажется уютной. Мне, кстати, тоже. Но ковер надо срочно убрать. Он меня раздражает – в доме нет ни одной «чистой» стены. Всюду полочки-фиголочки, а между ними – продукт ткацкого творчества неведомого происхождения.
– Смотри-ка, а на фотке и правда есть кошка, – папина радость мне понятна. Он думал, что обозвали девушку, а за кошку переживать не стоит. Хотя она вовсе и не сраная. Я ее внимательно рассмотрела. Нормальная упитанная котика.
Папа псЫх. Он подозревает меня в принадлежности к тайному сообществу Правда, пока не выяснил, к какому именно. Он пытается доказать мне, что все субкультуры – отстой. Роется в Инете. Находит всякое стебалово и показывает мне в назидание. Типа – смешно, а он точно знает, что я не люблю быть смешной. У меня с чувством юмора фиговато. Оно у меня кособокое – я не люблю, когда смеются надо мной. Зато я умею посмеяться над другими. И над собой тоже. Когда сама этого захочу. А когда кто-то смеется надо мной, мне не смешно – убить готова.
Тот же день. Вечер.
– Ты того… – начать так разговор может только Килька.
– Сам ты «того», – намекаю я.
– Я влип. Будь человеком, зайди на минутку.
Он приглашает не в квартиру, а на бетонную лестничную площадку. Там холодно, зато можно покурить. Мы с Килькой в одном подъезде живем. Правда, я называю это пространство парадной. Но дело не в названии.
– Они меня снова караулили, – загробным голосом сообщил мне Килька.
Он уже третий день прогуливает школу. Изображает растяжение каких-то околопяточных сухожилий. Даже хромать научился. Симулянт. Но я понимаю Кильку – в его положении иначе никак.
– Чё делать-то? – Кильке хреново.
Не думаю, что батя убьет сынка за прогулы. Но побить может. Морально и физически. Мало не покажется. Я про папашу Кильки мало знаю, но для выводов достаточно. Отец воевал где ни попадя. По всему миру народ мочил, а теперь типа на пенсии бабло шинкует. Никто не знает, где и кем он работает. А мать дома сидит. Взращивает Кильку и смотрит телик. Когда не таскается по магазинам и салонам всяким.
– Ты и в зал не ходил, – предположила я.
– Ага. Прикинь, они мое расписание вычислили. А теперь вообще по очереди в подъезде дежурят.
– Руку покажи.
След от укола почти зажил. Крошечное пятнышко – как от комариного укуса. Предыдущего вообще не видно.
Они ловят Кильку прямо между входными дверями. С одним Килька бы справился, но их трое. Двое держат, третий колет герыча. Килька не может признаться отцу. Ведь тот уверен, что сын не слабак, типа – крутой спортсмен и даст сдачи всякой шантрапе. Он Кильку с рождения дрессирует. Хотя лет пять назад бывал дома в год по три месяца, не чаще. И все эти три месяца прессовал сына морально. Рассказывал всякие страсти про войну, про боевых товарищей. Типа – тот не сломался, а этот – гнида, даже от ерундовой царапины ныл и был для всех обузой. По мнению Килькиного отца народ делится на две категории. Такие, как он сам, и прочая мразь, недостойная жить. Девчонки не в счет. Но мне кажется, что он теток за людей в принципе не считает.
– Хана мне. Я раз сто думал, как это – подойти и сказать ему обо всем. Даже вообразить не могу его реакцию.
Я как раз очень даже могу. Приятного мало, но вытерпеть можно. А потом всю оставшуюся жизнь терпеть папашино презрение. У него ведь как: если не оправдал доверия – вычеркивает из своей жизни.
– Может, мне лучше с крыши головой вниз? – Он не со мной говорил в этот момент, он сам с собой разговаривал.
– Эй! Я тут – слушай меня внимательно! Завтра ты пойдешь в школу. Я тебе обещаю. Но ты будешь меня слушаться и делать как я скажу. Лады?
– А обратно как? Не на улице же мне ночевать.
– Не парься. Все будет нормально. Верь мне.
Следующий день. Утро.
Килька пришел ко мне за час до положенного времени. Предки уже испарились по своим делам, и я преспокойно сделала из Кильки Кильку. То есть теперь он – она.
– Я не педик, – зачем-то намекнул Килька.
– А я почем знаю? – оглядывая дело своих рук, буркнула я.
– Хошь докажу? – судя по его роже, он и вправду готов меня переубедить, лишь бы не идти в школу.
– Что? Прямо сейчас? Вот дурак какой. Прекрати дышать мне в макушку! Потопали в школу, а то тебе еще переодеваться.
Тот, кто поджидал Кильку, выглядел как собака-ротвейлер. Лысый и с морщлявой мордой. На нас – ноль внимания.
Стоит, переминается ногами, СМС-ки кому-то шлет. Неужели у такого урода есть друзья, любимая девушка? Черт, наверное, у него даже родители есть, и, быть может, потом будут дети…
На улице тепло. До школы совсем близко. Пешедралом минут пятнадцать. Килька несется, как пожарная лошадь на водопой.
– Тебя кто-то заказал.
– В каком смысле?
– Ну, чтоб на твоего отца воздействовать…
– Дура ты. Просто с меня по-легкому много денег срубить можно.
– Давай отцу твоему все расскажем?
– Нет.
Кильке идет девчоночий прикид. Только парик так себе.
– Тебе другие волосы нужны. Этот цвет тебе не к лицу.
– Ага. А все остальное – зашибись как к лицу, – Килька начал злиться, а это плохой признак. Нам ведь еще надо просочиться в туалет, который в кафешке магазина. А то в школу его в таком виде не пропустят.
– И что теперь делать?
До начала урока всего ничего осталось, а магазин закрыт.
– В парадняк нырнем.
– В какой? Тут везде замки кодовые.
Килька вдруг психанул и поперся в школу как был – в черной юбке, парике и с накрашенной мордой. Ну и походка у него. Ковыляет враскоряку. Как будто седло между ног. Кстати, ноги у него вполне приличные. Я в этой юбке всего один раз выходила. У меня секрет есть. Никому не скажу. У меня коленки неправильные. Нога к колену должна сужаться. Только так будет красиво и правильно. А у меня не те коленки. Они шире, чем надо. И нечего смеяться – у меня комплекс из-за этих чертовых коленок. Я короткую юбку надеть не могу.
