Алисе
Большой плюшевый заяц смотрел на Айку своими глазами-пуговицами, и Айке казалось, что ему тоже грустно. Мать посадила зайца в ногах девочки, и Айке было до него не дотянуться. Единственный товарищ во всех Айкиных невзгодах уже потерял первоначальный лоск своей серой шубки, а его красный бант мама недавно заменила на синий. Айка звала зайку Маликом. Она проснулась, когда в палате никого не было. Её снова привязали, чтобы во сне не сдвинула капельницу. Айка посмотрела на бутылку. Лекарство скоро кончится, придёт медсестра, чтобы бутылку заменить. Ей снова сделали операцию, и она день и ночь лежала под капельницами. «Попрошу, чтобы дала мне Малика» – решила Айка и снова задремала.
В палате кто-то громко разговаривал на незнакомом языке. Айка почувствовала, что мама подняла одеяло. Мамины руки она узнавала всегда, ведь часто просто не могла открыть глаза. Но сегодня она их открыла уже во второй раз. Над ней склонился кудрявый дяденька, в смешных круглых очках. Почувствовав сквозь гипс, что он сдавил ей щиколотку, вскрикнула от боли.
– Доченька, ты очнулась! – мама обняла её. – Хочешь пить?
– Нет. Дай мне Малика.
– Вот он, родная.
Крепко обняв зайца, Айка спросила:
– А это ещё кто?
Мама спохватилась:
– Это доктор Смит. Он специально приехал из Америки, чтобы сделать тебе операцию. Разве ты его забыла?
Доктор присел на кровать и что-то сказал. Айка не поняла, и смотрела на него недоверчиво. Из-за его спины вышла красивая девушка с длинными светлыми волосами. Белый халат был просто накинут ей на плечи.
– Доктор Смит спрашивает, что ты видела во сне.
Айка задумалась. Ещё никто никогда её не спрашивал про то, что она видит во сне. Хотя, каждый раз под наркозом ей снились разные разности. В этот раз сон был каким-то неясным. Она, кажется, просила у мамы шоколадку, а та принесла шоколадные туфельки и сказала, что в них то Айка и будет ходить. Когда сможет, конечно.
– Шоколадные туфельки. – Прошептала девочка.
Девушка улыбнулась и сказала доктору что-то непонятное.
– Oh, yes! Chocolate shoes! That is what you need! I will present it for your wedding!1 – Сказал доктор.
Он погладил Айку по голове, поговорил о чём-то с мамой и ушёл в обнимку с блондинкой. Он всё время повторял: «Chocolate shoes!», и громко смеялся.
Через год Айку выписали, и она пошла в школу. Дома взрослые часто говорили, что благодаря доктору Девиду Айка учится со своими сверстниками. Нога немного побаливала, если Айка уставала. Но и эта боль скоро прошла. Айка быстро позабыла многолетние мытарства по больницам, ненавистный гипс и бесконечные капельницы, от которых, то тошнило, то сушило во рту, то хотелось спать. Только Малик, которого она по-прежнему брала с собой в кровать, напоминал больничные будни.
Когда родился братик, Айка отдала Малика ему. Она решила, что уже большая, чтобы спать с игрушкой. И шустрый Тимка быстро оторвал Малику уши и лапы. Мама пришила всё на место и куда-то убрала зайца.
Айка была так счастлива, когда Серёжка нёс её на руках, а гости кидали им под ноги розовые лепестки. Она и не заметила среди гостей высокого мужчину в очках, который стоял рядом с её мамой, сверкая белозубой улыбкой.
Свадебный торт вывезли на тележке.
– Интересно, – сказал Серёжа, – это что – сам директор ресторана?
– Не думаю. Мама что-то говорила про сюрприз с тортом. Сейчас узнаем.
Торт был в коробке, и мужчине пришлось немного повозиться, чтобы снять её. Когда он заговорил, Айка всё вспомнила, и у неё потекли слёзы. Она понимала его без переводчика.
– Дорогая моя девочка! Помнишь, тебе приснились шоколадные туфельки? С тех пор я дарю шоколадные туфельки всем своим пациенткам, когда выписываю их из больницы в Чикаго. Даже если не удалось полностью их вылечить. Шоколадные туфельки стали символом моего отделения. Маленькие девочки верят, что если съесть шоколадную туфельку, то их ножки скоро излечатся.
Один журналист, прослышав про наши шоколадные туфельки, спросил меня, почему я их придумал. И я рассказал ему, что шоколадные туфельки увидела во сне одна сказочная принцесса из далёкого королевства за океаном. И они вылечили её ножку.
Один из богатейших томских купцов братьев Кухтериных выстроил себе новый дом под магазин на центральной улице. По такому торжественному случаю, Алексей Евграфович задумал устроить прием, на который были приглашены все сливки томского общества.
Дабы удивить гостей, выписал наш купец аж из Индии, птиц заморских, пером разноцветных.
– Жаль только не поют. – Говаривал приказчик доставивший диковинку в Томск. – Но продавец мне обещал, что когда освоятся к нашей речи, заговорят, как мы с вами на русском языке
А привёз тот приказчик, ни много ни мало – сорок шесть попугаев. Дивились на них люди, ведь каждая птица была ростом почти с курицу, и красоты неописуемой. И синие и жёлтые и красные. А больше всего было белых.
Уставшие в дороге птицы почти всё время дремали, раскачиваясь на маленьких трапециях, лишь изредка поднимая свои хохолки, если кто-то приближался к клеткам, установленных в самом большом помещении магазина.
На улице господствовал летний зной, и все окна были открыты настежь днём и ночью. Строители, заканчивая внутреннюю и внешнюю отделку, проветривали здание, чтобы быстрее просохло.
Кухтерин старший самолично руководил строительством. Отлучаясь по делу в Иркутск, оставил вместо себя командовать рабочими старую экономку Феоктисту Ивановну.
– Алексей Евгафович, голубчик, да как же это. В зале ещё канделябры устанавливать будут, а я в ликтричестве ничего не понимаю. Они ж меня вокруг пальца обведут, мастера эти ликтрические.
– Ничего, Ивановна, ты главное за птицами присмотри, чтоб никто руками их не трогал. Я за них целое состояние заплатил.
И Феоктиста Ивановна расстаралась. Как только приходили рабочие, она тоже являлась и устраивалась с вязаньем у окна. Не глядя на спицы, не спускала глаз с клеток, которые стащили на середину зала и накрыли красивыми индийскими платками. Экономка следила за тем, чтобы никто громко не разговаривал, и не дай бог, если кто-то случайно ронял инструмент.
Она до того надоела рабочим, что те начали её посылать по матушке, сначала шёпотом, а потом и во весь голос. Маляры, которые занимались наружной отделкой и тоже настрадавшиеся от назойливого внимания Феоктисты Ивановны, едва завидев её у окна, здоровались с ней во всю силу своих лёгких, прибавляя пару, тройку «ласковых».