Александр Строев - Штукатурное небо. Роман в клочьях

Штукатурное небо. Роман в клочьях
Название: Штукатурное небо. Роман в клочьях
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Штукатурное небо. Роман в клочьях"

Новаторский роман Александра И. Строева только на первый взгляд кажется набором разрозненных новелл. Это роман для умных, думающих людей с тонким вкусом, хорошей памятью, ярким воображением и развитым музыкальным слухом.

По главной профессии Александр И. Строев – режиссёр авторского кино и популярных телесериалов. Его фестивальный фильм «ЖЖ»> (Живой Журнал) давно стал хитом просмотров в Ютубе. Не меньшей популярностью пользуются и музыкальные клипы его группы «Каникулы Гегеля», вошедшей в энциклопедию русского рока. Поэтому роман в клочьях «Штукатурное небо» вы будете не просто читать, а смотреть в своем воображении, как художественный фильм, полный тонких намёков и узнаваемых цитат, встречаясь с неожиданным словотворчеством самого писателя.

Александр Чистяков, поэт, председатель Русского литературного общества

Бесплатно читать онлайн Штукатурное небо. Роман в клочьях


Посвящается памяти моего учителя зарубежной литературы Сельмы Рубеновны Брахман


Памяти ушедших родных, друзей, близких И, слава Богу, всем моим – здравствующим ныне

«Всеми нашими полотнами, нашей музыкой, нашими стихами, нашими книгами мы ищем подобия бессмертия. Пишешь, чтобы не умереть целиком, чтобы не умереть сразу, потому что всё гибнет. И думаю, среди всех названных причин писания две самые сильные причины вот эти: поделиться с другими изумлением, восторгом существования, тайной мира и дать Богу, другим людям услышать крик нашей тоски, дать им знать, что мы существовали. Всё остальное второстепенно.»

Эжен Ионеско. «Зачем я пишу?»

– Отведай вина моего прежде, чем закусишь его человеческим мясом, – предложил Одиссей циклопу.

– Как твоё имя, ничтожный? – спросил циклоп, осушив первую чашу и протянул её, чтобы налили вторую.

– Я – Некто и я – Никто, – ответил Одиссей циклопу Полифему.

– Чистый нектар! Налей ещё! Дарю тебе смерть последним, когда разделаюсь с твоей командой, – и тут же рухнул на камни пещеры в глубоком сне. Не медля ни минуты, Одиссей с товарищами выкололи циклопу единственный глаз обожжённым колом маслины. Взвыл Полифем на весь остров, что на вой сбежались другие циклопы:

– Кто обидел тебя, что так кричишь?!

– Никто!!! – взревел Полифем.

– Ну, если «Никто», как мы сможем тебе помочь?! – сказали друзья-циклопы и с хохотом удалились прочь.

Наутро Одиссей вновь проявил смекалку. Попрятал своих моряков в бараньи шкуры, и чудом все бежали из заточения.

Из лекции «Одиссея» Гомера – филолога и переводчика Сельмы Р. Брахман

Вместо предисловия

Большое Сердце

Большое Сердце многое вместит,

и многих – даже тех, кто не захочет.

Так всё вмещает в шутку одессит,

но сам над этой шуткой – не хохочет.

Большое Сердце всех берёт на борт:

свои, чужие, что тут мелочиться?

Душа себе не сделает аборт, хотя она смогла бы наловчиться.


Всем братьям – вход. Всем сёстрам – по серьгам.

Всем недругам – вниманье до озноба.

В Большущем Сердце вечно – шум и гам.

Ему бы край – будь в нём одна зазноба.

Попытка необъятное объять,

вместить в себя весь мир с иным впридачу —

Закон Большого Сердца, и опять

оно открыто настежь – на удачу.


Про Рукавицу сказка есть, и в ней обогревались жители лесные:

Все лезли внутрь, поглубже – так верней —

и хищники, и жертвы их съестные…

Всем скопом обживали тёплый дом,

набившись в Рукавицу до отказа:

Не то, чтобы Гоморра и Содом,

но – повод для печального рассказа.


Вот так и в Сердце лезли все подряд,

хотя и не хотя – всем миром влезли!

Такие процедуры не бодрят.

Куда забиться – в тёмный угол, в лес ли?

Оно считало, что и всё, и все

должны остаться в нём – должны остаться!

А если нет – хоть ветер в землю всей —

земля решит: всё ей должно достаться.


Большое Сердце – до корней волос

гоняло кровь по жилам ясновидца…

От полноты Оно разорвалось,

треща по швам, как с сказке – Рукавица.

И вытряхнулось вон, как в снег – зверьё,

всё то, что было в Нём, а было – всё в Нём…

Но обо всём подумалось – всерьёз,

и это всё – о чём однажды вспомним.


Для Александра И. Строева вся событийная сторона, все сюжеты, все происшествия в его истории – форма и средство, а содержанием и целью становится решение задач и уравнений с максимальным количеством неизвестных и полуизвестных – тех задач и уравнений, которые предлагают на рассмотрение случившиеся события. Он каждый раз находит решение или подходит вплотную к нему, чтобы мы – читатели сделали последний шаг. Это литература для людей, которые хотят и могут идти от факта – к смыслу, от слов любви – к сердцу, перекачивающему кровь, от пролитой крови к её составу, от смерти к перерождению, от содержания через форму – к высшему и тайному Содержанию. Поэтому происшествия детской поры и даже криминальные истории начинают говорить в его романе «Штукатурное Небо» на языке поэзии и открывают для читателей глубины личного космоса. Автор подводит нас к любопытному выводу: жить – значит разгадывать загадки, а «биография – это сумма раскрытых тайн».

Поэт Сергей Геворкян, 2021

Глава 31

Абсолютно счастливые дни

«Мы часть той силы, что вечно желает блага…»

Из впитанного годами…

У всех нормальных людей две руки, два уха, две ноздри, два глаза. У брата моей бабушки было две пары связок, и разговаривал он хором. По этой же самой причине в самодеятельность его почему-то не приняли, хотя петь именно в хоре было его прямым предназначением.

У другого ее брата было два сердца – соответственно слева и справа. Он был высок, крепок, хорошо сложен, показывал недюжинные результаты на спортивных состязаниях во дворе. В секцию его не взяли – запретил врач, у которого из рук выпал фонендоскоп, когда он приложил его к правой стороне грудной клетки Ивана. Позже, доктора районной больницы заинтересовались таким феноменом и ради науки уломали его лечь под нож, чтобы уяснить для себя уникальную систему двойного кровообращения. Так под ножом он и остался. Было ему 22 года. Наука ничего не приобрела, семья потеряла сына.

Сама бабушка тоже не миновала раздвоений, правда не внутри собственного организма, а снаружи – у нее была сестра-близнец – Лиза. Им было по пять лет, когда неожиданная хворь настигла обеих.

– Лежите на печке и никуда не прыгайте, – говорила мать.

Шура лежала на печке, а Лиза, едва мать выходила в сени, безо всякой причины и надобности начинала скакать посередь избы то на одной, то на обеих ножках.

Не многим знакомо странное чувство, когда открываешь дверь, заходишь в собственную квартиру, от голода сосет где-то под ложечкой и, вдруг, находишь себя самого сидящим на кухне и уплетающим вторую порцию постных щей. Будто душа, расставшись с немощным телом, устав от его неприспособленности к нормальной жизни, делает то, что душе и положено делать – парить и резвиться, не обращая ни на кого абсолютно никакого внимания. Так же, в поту, в бреду, казалось и Шуре, что это сама она выписывает кренделя на дощатом полу, продуваемом снизу из щели под дверью, вторя своим желаниям. Через неделю Лиза отправилась к Отцу Небесному, а Шура, обнаружив ее мертвую рядом, кричала:

– Умерла, душа моя, умерла!

Никто не понял смысла этой отчаянной фразы. Лизу похоронили. Шура стала помогать по хозяйству. Пальцами расщепляла лучину, пока та не ушла ей под ногти до основания так, что про маникюр не стоило думать, правда, спустя уже двадцать пять лет по переезде в Москву в сорок пятом.


К войне с раздвоениями в семье прародителей было покончено – она унесла души всех, кто был причастен к подобного рода аномалиям. Аномалии остались, насколько это было возможно, семейной тайной. Никто не знал, как относиться к этим явлениям. Языческие предрассудки были напрочь вытравлены голодом 20-х годов, раскулачиванием 30-х, и массовыми вступлениями в комсомол. Предрассудки новые еще не успели оформиться. Моя прабабка запрятала вопреки всему, трясясь от страха, самодельную икону в чердачном тайнике, и никому ничего не сказала. В тот момент, когда в избе из красного угла новоявленная комиссия с торжественным остервенением экспроприировала рукотворную реликвию поколений. Пред ней, склонив головы, стояла не одна пара молодоженов, и ей же благодаря, дом всегда был – полная чаша.


С этой книгой читают
Сборник рассказов о творчестве. В науке ли, живописи, литературе зов творчества неодолим, и слишком часто плата за него – одиночество. Содержит нецензурную брань.
Героиню на протяжении всей повести мучает одна и та же фраза, которую она никак не может привести к логическому завершению: всё время находятся какие-то важные и неотложные дела, фразу постоянно прерывают другие мысли после общения с людьми. Два – это двойственность жизни, где даже мысль не может побыть одной-единственной. Приведет ли героиня к логическому завершению фразу, постоянно влезавшую в ее голову?
Все подростки похожи: любят, страдают, учатся, ищут себя и пытаются понять, кто они. Эта книга о четырёх подругах. О таких разных, но таких похожих. О том, как они теряли и находили, влюблялись и влюбляли, ссорились и мирились. Первая любовь, бессонные ночи,-все, с чем ассоциируется романтическая часть подростковой жизни, но помимо этой части была еще часть реальная – с проблемами в семье, в учебе, в отношениях. Они преодолевали преграды, старали
2014-й год, война на Донбассе. Майор в отставке, Сергей, добровольцем уезжает в Донецк. Он получает тяжелое ранение. Его жена Марина отправляется за мужем и попадает в плен к украинским националистам… Спасают Марину ополченцы. Волею случая ее привозят в больницу, где лежит муж. За ним ухаживает медсестра Лида. Марина безотчетно ревнует ее к Сергею. Лида погибает во время обстрела ВСУ здания больницы. Ее маленький сын Ваня остается сиротой. Супруг
Генри Хоуп, один из сотрудников «Америкен продуцион», терпеть не мог, когда на него давят начальники или родня. Поэтому соглашение с Элис Уоллес о мнимой помолвке казалось ему взаимовыгодным: она получает так нужные ей деньги, а он свободу. Но, похоже, благими намерениями он вымостил дорогу в личный ад…
«…Голков – поэт незаурядный, без вычисляемых предтеч. Муза его разумна и временами, урывками, сурова, понимая, что для веселья мир-олам мало оборудован, зато жесток и расшатан – „так осыпается песчаник под башмаками на ходу, и муке музыки изгнанник внимает, как Орфей в аду“. Родившись и сформировавшись в Бессарабии – еврейство без араба – во радость, казалось бы! – в кишащем добрыми крушевано-погромными традициями столичном местечке – и Кишинев н
«В глуби веков» хронологически продолжает книгу Л. Воронковой «Сын Зевса» и раскрывает читателям одну из интереснейших, знаменитых и тем не менее загадочных страниц мировой истории.Позади остались юношеские подвиги Александра. Теперь он великий полководец Александр Македонский, с огнем и мечом идет по дальним странам, проложив свой путь от Македонии до глубинных индийских царств. Вся бурная, противоречивая, наполненная событиями жизнь полководца
«Моя жизнь» – автобиографический роман, документально-поэтическое повествование, написанное Марком Шагалом, великим художником, чья жизнь волей исторических сдвигов разделилась между Витебском и Парижем, между Россией и Францией. Перевод на русский (исправленный для настоящего издания) принадлежит Наталье Мавлевич, лауреату премии «Мастер».