Меня разбудили чайки. Я привстал на кровати, расчерченной полосами пробивающегося через тростник солнца и откинул противомоскитную сетку. Потянувшись спросонья, я соскользнул на пол, надел темно-синие штаны, переступил деревянный люк, ведущий в подвал, и шагнул в открытый дверной проем, сощурившись от яркого света.
Чайки неподвижно висели в небе над кромкой берега, пользуясь набегающим потоком свежего ветра, чтобы не тратить силы. Густо пахло океаном, солью, сухими водорослями, свежей рыбой. Издалека доносился стук поршневого мотора – похоже Чучундра с Ксюшей и Ритой тренировались в судовождении после хорошего улова.
Под босыми ногами скрипнули бамбуковые доски и я соскочил с крыльца в горячий песок, покрывавший Змеиный мыс от Залива до океана. Лишь в паре километров к востоку шумели пальмы.
Наши дома рассыпались, как горох, на приличном расстоянии один от другого. По сути, поселок вырос из палаточного городка, возведенного нами тут еще до высадки десанта, потом Вершинский пригнал сюда тяжелую технику, грейдеры подровняли неровности берега, и нам, как героям Перехода, было разрешено воздвигнуть тут жилища, хозяйственные постройки и получить этот участок берега в вечное пользование. База же располагалась в северной части острова, в пределах восстановленного города Порт-оф-Спейн.
Впрочем, жилых домов было три. Один безраздельно принадлежал Бодрому, он себе подругу жизни так и не нашел, другой нам с Чернухой, а третий занимали Чучундра с Ксюшей и Ритой. Как ни странно, неуклюжие и нарочитые ухаживания Чучундры возымели на Ксюшу должное действие, и они сошлись очень близко. Трудно сказать, что было стержнем союза столь разных личностей, но он вышел крепким, грех жаловаться.
Остальные постройки поселка были хозяйственными сарайчиками, ангарами, эллингами, тренажерными площадками, а так же местами общего пользования, вроде нашей большой столовой и кухни, стилизованной под прибрежный ресторанчик.
Чучундра предложил назвать поселок и ресторанчик «Три сосны», что было диковато для здешних мест, но напоминало о детстве. В общем, никто не был против.
– Папа, папа! – раздался звонкий девичий голосок, и из-за дома выскочила Мышка в закрытом купальнике из тонкого неопрена цвета морской волны.
Она с разбегу бросилась мне на шею, соскользнула и повисла на руке, как на турнике.
– Ты уже весишь, как торпеда малого класса, – рассмеялся я и закрутился на месте так, что у Мышки ноги поднялись в воздух.
– Почему малого? – спросила она с серьезным видом, когда я поставил ее на песок.
– Потому что ты малявка.
– Вот и нет! Дядя Бодрый мне принес галеты от настоящего пайка. Сказал, если буду их есть на завтрак, вырасту быстрее других в интернате, потому что это еда охотников.
– И что я тогда с тобой буду делать? – Я рассмеялся. – Поднять не смогу, катать на шее не смогу.
– Зато мы сможем дружить, как взрослые, – резонно ответила Мышка. – Как вы с мамой, или как тетя Змейка со своей Риткой.
– Не Риткой, а Ритой, – на автомате поправил я.
Мышка поморщилась и сказала:
– Знаешь, как надоело быть малявкой?
Честно говоря, я ее понимал. Сам бы ни за какие коврижки не согласился бы снова вернуться в шестилетний возраст.
– Где мама? – спросил я у нее.
Она махнула в сторону океана и умчалась за дом по своим детским делам. Иногда я волновался, что в «Трех соснах» не было сверстников Мышки, да и вообще детей, за исключением Риты, которую Ксюша удочерила, потому что своих детей иметь не могла. Но Рита почти на пять лет старше Мышки, не особо склонна играть в девчачьи игры, и на выходных все время проводила с Чучундрой и Ксюшей, проявляя искреннюю благодарность за освобождение из детского дома в Одессе, куда мы всей командой мотались в командировку, делиться опытом оборудования береговых баз. В общем, с Мышкой Рита не сдружилась совсем, а вот в приемных родителях души не чаяла. Но по здравому размышлению я решил, Мышке хватает детей в интернате, она за неделю там от них устает, а тут в выходные получает возможность прикоснуться ко взрослой жизни, что тоже неплохо.
Чернуху я нашел за обычным для нее утренним занятием – она, одетая в эластичные шорты и топик, работала в ею же выстроенном «парке тумаков», как она его называла. По сути это был частично механизированный комплекс для отработки приемов рукопашного боя, состоящий из подвешенных на рамах мешков с песком и сухими водорослями, автоматизированных станков, способных наносить удары полимерными шарами, трамплинов и прочего в том же роде. Заметив меня, Чернуха ловко увернулась от двух, почти одновременных, ударов с разных сторон, кувырком вышла из зоны контакта, ногой вышибла стопорный рычаг остановки механизма, поднялась и помахала мне рукой.
Я перемахнул через невысокий заборчик, ограничивающий «парк тумаков», обнял Чернуху и с удовольствием подхватил ее на руки.
– Уронишь же! – она рассмеялась.
– Ты же как кошка, встанешь на лапы, – отшутился я.
– Мур! – произнесла она, и лизнула меня в шею за ухом. – На завтрак у нас свежая рыба. Чучундра со Змейкой наловили.
Я глянул на юг и увидел мощный катер, бороздящий темно-синие волны. Шел он малым ходом, оставляя позади жидкий шлейф выхлопного пара.
– Давай подождем Бодрого. – Я глянул время на экране офицерского коммуникатора. – У него дежурство до девяти, скоро примчится.
– Запросто. Сразу после тренировки есть вредно. Искупнемся?
– Давай. – Я поставил ее на песок. – Смотаюсь за гидриками.
Вообще вода была достаточно теплой, двадцать два градуса по эту сторону мыса, и двадцать шесть в заливе Пария. Но там мы не любили купаться. Сток Ориноко настолько опреснил воды залива, что никакой биотех не мог бы прожить там и нескольких минут, что сделало западный берег острова первым в послевоенной истории человечества морским курортом. Там было людно. Пойнт-Фортин за семь лет после высадки десанта охотников превратился в настоящую туристическую Мекку, даже еще один баллистический порт пришлось строить, чтобы не занимать мощности главного терминала, используемого охотниками. На берегу выросли отели, недоступные для поражения донными платформами, вдоль воды протянулись живописные набережные и трассы, по которым теперь катались богатеи на ярких турбокарах с открытым верхом. Нам там было скучно. Лишь прошлой осенью, на день рождения Мышки, мы с Чернухой решились выбраться в дорогой ресторан Пойнт-Фортина. Пили коктейли, танцевали под живой оркестр, баловали Мышку мороженым, и отлично провели время. Но прожигать так жизнь было совсем не для нас.
Не смотря на достаточно теплую воду, мы редко купались без гидрокостюмов, лучше других зная опасные особенности океана, мало понятные тем, кто в воду за пределами залива заходил лишь пощекотать нервы и помочить ножки. За десять минут с человеком при такой температуре воды ничего не станет, да и за двадцать тоже, но все же наше тело имеет больше тридцати шести градусов, а огромная масса воды, прилегающая к коже, всего двадцать два. Это создает постоянный, почти незаметный отток тепла, из-за которого постепенно чуть хуже начинают работать мышцы, губы синеют, а кожа покрывается пупырышками наглухо закрытых пор. Курортникам это не мешает, они если ощутили, что замерзли, просто вышли на берег, и давай греться в шезлонгах. Но у нас была другая специфика. Для нас «искупаться» означало не просто веселое кратковременное времяпровождение, но и возвращение в отвоеванную нами у тварей стихию, ставшую местом нашей каждодневной работы. За исключением двух выходных в неделю, одним из которых был сегодняшний день.
