⅏
—
ЯНА —
Семнадцать
рублей. Что можно купить из еды на семнадцать рублей?
Ровно
столько мелочи мне удалось насобирать в парке. Нашла у лавочек, фонтанов и туалетов.
Могло
быть и больше, но дворники каждое утро всё выметают.
Просить
милостыню не вышло.
Несколько
раз меня принимали за шлюху. Но эти мудаки сразу получили от меня по яйцам. Коленом.
А я от них получила разбитый нос и фингал в пол лица.
Воровать
тоже не получилось. Хреновая из меня воровка.
Меня
поймали, и полиция пыталась затолкать в машину, чтобы увезти в участок.
Мне
повезло. От мусоров удалось сбежать. Но о воровстве в супермаркетах пришлось
забыть. По крайней мере, на время.
Ночевала
под мостом. Нашла удобное место: непродуваемое.
Конечно, если ночлег на улице можно назвать удобством.
Каждую
ночь, каждое утро и каждый чёртов день я сжимаю зубы и стараюсь не впасть в
истерику.
Мне
хочется помыться, окунуться в горячую, просто обжигающую воду и смыть с себя пыль,
грязь и уличную вонь. Хочу избавиться от запаха страха, безнадёги и падения.
Это не мой запах! Не мой.
Ещё
очень хочу есть. Боже, как же я хочу есть, точнее, жрать!
Зверский
голод толкает на самые безрассудные поступки.
Голод
отключает разум, и тобой начинают владеть лишь инстинкты.
Сегодня
ровно месяц как я сбежала от своего друга.
Я
думала, что Ржавый, Ромка Ржавый – мой друг. Мой защитник, мой будущий муж.
Он
с самого моего попадания в детский дом взял под своё крыло: опекал, защищал,
учил всему, что сам знал.
Оказалось,
он думал о будущем, рассмотрел во мне, как этот ублюдок сказал: «Прибыльную
инвестицию».
От
воспоминаний тут же руки невольно в кулаки сжимаются. В груди рождается
утробное рычание, а в сердце – ненависть.
Предатель
он. Урод и конченый предатель.
Оказывается,
ещё много лет назад он придумал и решил, что продаст меня!
Вот
почему меня даже не пытался оттрахать и другим не давал, и меня охранял, чтобы
сама на кого не забралась. Берёг для будущей сделки, когда придёт подходящее время.
И оно пришло.
Ржавый
так и сказал:
—
За мою доброту пора платить по счетам, Янка. Договорился я с одним челом из
крупной банды, он купит твою целку и не херово так отвалит бабла. Фотку ему показал
и мужик поплыл. Заценил твою смазливую мордаху и твои сочные сиськи под майкой.
От
заявления Ржавого я не сразу нашлась с ответом.
Стояла
перед парнем как оплёванная.
Я
думала мы с ним родные. Что мы самые близкие люди.
Он
ведь всегда за меня горой стоял, а сейчас решил продать?!
Когда
я осмыслила и осознала его слова, то набросилась на него с кулаками и
прошипела:
—
Сраный гавнюк! Как ты можешь? Меня? Продать? Ты рехнулся?
В
ответ получила пощёчину и злые слова:
—
А ты думаешь, для чего я тебя берёг? Для себя? Да нах…й ты мне сдалась,
безродная? Я поднимусь и королеву себе найду. А ты – моя инвестиция в светлое
будущее, усекла?
Жёсткие
пальцы впились в мой подбородок и зелёные глаза, которые я всегда считала
самыми красивыми в мире, глядели на меня с яростью и злостью. А ещё в них
читалась брезгливость. И насмешка.
—
Я берёг твою целку, чтобы выгодно продать. Мы больше не приютские. Мы – вольные
птицы, Янка. Ты уже совершеннолетняя и можешь заниматься, чем угодно. Вот и
будешь дорогой шлюшкой.
Он
склонился к самому моему лицу и проговорил по слогам:
—
Запоминай: ты – ШЛЮХА.
Дёрнула
головой, и он резко отпустил меня.
Через
злые слёзы я смотрела на рыжеволосого парня и понимала: моя душа и мечты
нараспашку были, наивная я, хоть и приютская, не разглядела лицемерия, не
почувствовала лжи, всё на веру приняла.
Влюбилась
я в Ромку Ржавого, приняв низкое за высокое. И вот он удар под дых – прилетел
неожиданно. И больно стало, что дышать трудно.
И мои розовые очки разбились.
Стёклами внутрь. Разбились и все мечты, все иллюзии. Вдребезги.
Оказывается, прозрение – это
больно, очень-очень больно, что кричать хочется. Словно я не жила вовсе, словно
барахталась в болоте лжи и только сейчас смотрю на мир ясно, вижу реальность. И
она до ох..ения омерзительна!
Ржавый
мне уже не казался привлекательным.
Я
считала его высоким? Нет, он просто длинный.
Называла
его стройным? Нет, это рыжее чмо тощее, как глиста!
Ещё
у него слишком крупная голова, узкие плечи, длинные руки и тонкий член.
Да-да,
Ромка Ржавый сильно переживает по поводу своего отростка: длинный, точно шланг,
но тонкий, как карандаш.
И
я знаю его секрет – он всегда за трах и молчание платит своим девкам. Конечно,
им ведь приходится изображать удовольствие, а потом молчать, насколько он плох
в постели.
—
Ублюдок, — не своим голосом прошипела я. — Ты предал меня. Предал наше прошлое,
предал моё доброе отношение к тебе.
Поднявшись
на ноги, смотрела в насмешливые зелёные глаза и ощущала, как в груди зреет и
мгновенно разрастается жгучая ненависть.
—
Я любила тебя, Ржавый, — произнесла упавшим голосом.
—
Не называй меня так! — заорал он и залепил мне новую пощёчину. — Роман
Геннадьевич я!
От
удара отлетела к стене и рухнула на колени. Сплюнула кровь и издевательски рассмеялась.
—
Роман Геннадьевич, говоришь? – мой смех стал громче. – Ты навсегда останешься Ромкой
Ржавым, понял?! Навсегда! И ты никогда не поднимешься! Никогда!
Он
опалил меня бешеным взглядом и вылетел из спальни, заперев меня в комнате на
замок.
Но
зря он понадеялся, что я не попытаюсь выбраться и сбежать.
Ждать,
когда Ржавый покинет нашу съёмную квартиру не стала.
Собрала
все свои редкие пожитки в старый, потрёпанный жизнью рюкзак и, распахнув древнее,
прогнившее окно, забралась на подоконник и цепко ухватилась за водосточную
трубу.
Она
скрипела, стонала, рычала подо мной и только чудом не рухнула, позволив мне спуститься
с третьего этажа.
Ржавому
похоже корона мозги отдавила, раз не подумал об окне. Или он забыл, как мы
сбегали, ловко перебираясь со второго этажа на ветви старой сосны, и спускались
на землю?
И
двух недель не прошло, как я выпустилась из детского дома и Ромка меня встретил
с цветами и шампанским.
Восемнадцать
лет и я вольная птица!
Как
же я радовалась свободе и «взрослой жизни» без надзора, команд и побоев.
В
итоге, из одного говна, попала в другое.
Теперь
он мне заявляет, что я должна его отблагодарить?
Роман
Геннадьевич он? Сука позорная, вот кто он!
Он
на четыре года меня старше и отчего-то решил, что вправе распоряжаться мной и
моей жизнью. Скотина! Ненавижу!
И
я лучше сдохну от голода и холода, но, ни за что не вернусь к этому предателю.
Да,
сейчас мне реально и холодно, и голодно, и тело болит, потому что сплю на
ледяном бетоне.
Устроиться
работать? Пойти учиться?
В
подобном потрёпанном виде меня на порог своей конуры даже бомж не пустит.
