Ирина Данилова - Сила Мира II. Смысл мира, символ веры

Он посмотрел на часы: без четверти полдень. Через пятнадцать минут наступит время, когда все стрелки сходятся в одной точке. Двенадцать. Полдень. Когда-то в его жизни и эта цифра, и это слово значили очень много. Стоило ли обращать на них особое внимание? Стоит ли вообще придавать значение каким-то символам, цифрам, словам?

Что вообще важно в жизни? Власть? Деньги? Любовь? Всё вроде бы видел, всё попробовал, всё почувствовал. Что понял? И почему этот «полдень» вдруг так вспомнился? Неужели он был настолько важен? Для него, для неё… Видимо, да, важен.

До встречи оставалось пятнадцать минут. До встречи не с ней… Можно ещё подумать, повспоминать. Молодость, романтика, любовь. И при этом нежелание ни с чем, ни с кем себя связывать. Не только собственное нежелание. Нельзя? Что значит «нельзя?» Ему – и нельзя?! Просто так не делают. Он – другой. Это пусть ментам жёны мозги утюжат.

Но совсем без чувств не получалось. Этого он другим не рассказывал и не расскажет. Но он любил. И любовь эта была настоящей. Потому что не получалось «не париться». Потому что это – та женщина, к которой он приходил и, уйдя, снова возвращался… Женщина, которая родила ему двоих детей… Женщина, которая годами ждала его, в том числе из мест не столь отдалённых…

В кармане пиджака задребезжал телефон.

– Слушаю тебя, Ваня.

– Сан Саныч, как договорились? В полдень?

– Да-да, я уже на месте. Жду.

– Я уже близко.

Александр Александрович закурил. Это была одна из двух «совмещаемых» привычек, от которых он не хотел отказываться: курить и думать. Думал он гораздо больше, чем говорил. И дело даже не в том, что ему приходилось что-то скрывать, например, мысли или задуманные действия. Это само собой. Много болтает только шпана малолетняя, да телеведущий Малахов. А он… Он человек немногословный. Однажды его сравнили за эту особенность с Понтием Пилатом из романа Булгакова. Для него такая параллель стала весьма неожиданной: он и прокуратор! Который, к тому же, вступил с Иешуа в довольно долгую беседу. Каких только ассоциаций не возникает у людей. Может быть, в основе этого сравнения лежали совсем другие факторы?

Сам же он, если вдруг речь заходила о литературе, почему-то чаще вспоминал произведение Фазиля Искандера «Думающий о России и американец». Не то, чтобы сравнивал себя с одним из героев этой смешной, но очень умной маленькой повести, просто считал, что автора книги недооценивали и его современники, и сегодняшние читатели. А ведь по его рассказам когда-то сняли фильм «Вор в законе». Культовое, как бы сейчас сказали, кино «лихих 90-х». Кто ж его тогда не видел? «О нелёгкой судьбе тружеников криминала и женщин, которых они выбирают. Или – которые выбирают их…».

Да, была эпоха! Где теперь те «бумеры»? Сегодня у него тоже BMW, но – последней модели. И пиджак – не малиновый из синтетики, а кожаный. И часы – не тот электронный ширпотреб. Внешний вид Александра Александровича говорил окружающим, что он – человек достаточно обеспеченный. Но когда раздавался телефонный звонок, доставал он из кармана не последнюю модель айфона, а обычный «кнопочник». Впрочем, что теперь «обычно», а что нет – это тоже вопрос, над которым можно подумать. Такой телефон – это тоже своего рода «фишка», «винтаж», и, скорее всего – тоже одна из тех привычек, от которых он не хотел отказываться.

«Ну и кто сказал, что мы не умеем дружить? Умеем! Можем! Если хотим, – думал он, глядя в окно на спешащего Ивана. – Всю жизнь носится – «волосы назад». Куда? Зачем? Посидел бы пару лет на зоне, весь ветер в голове и в ногах успокоился бы».

Иван почти бежал, уж очень он хотел выглядеть пунктуальным. А волосы, и, правда, были назад. Услышал бы мысли Сан Саныча – посмеялся бы. «Да это не от спешки, это у меня причёска, стиль у меня теперь такой!».

Иван, несмотря на все усилия, всё же немного опоздал, но Сан Саныч, как его называли близкие, на друга Ваню не злился. Знакомы они были с юности. Лет, наверное, с пятнадцати-шестнадцати. А такая дружба, если она ничем (бабами, деньгами) не была омрачена, не забывается. Даже если время и жизненные дороги разводят в разные стороны, всё равно увидеться приятно.

– Сколько лет, сколько зим! – Иван налетел на Александра, обнял, посмотрел по сторонам: вроде нет никого за соседними столиками. Но всё-таки чуть понизил голос и, смеясь и раздеваясь одновременно, добавил: – Или как там у вас? «Вечер в хату»!

– Жизнь ворам! – рассмеявшись, ответил друг юности. – А годы в другом месте считают.

Когда-то Иван познакомил его на своём дне рождения с той самой женщиной, а потом стал крёстным его детей. Давно это было. А не виделись они, наверное, пару лет. Иван всё время бегал. Разводился – бегал, стройку спасал – бегал, правда уже по Питеру. А Сан Саныч решал свои дела спокойно, размеренно.

– Как жена? Как дети? – спросил он. Вопросы, конечно, «дежурные», но как без них?

– «Не жана она мне боле, не жана!» – вроде и в шутку, но как-то не слишком весело ответил Иван. – Как-как, а вот так: алименты плачу и по исполнительному листу, и «сверхурочно».

– Знаешь, Ваня, жена – не жена, а мать детей твоих, и это ты детям платишь.

– Да, понимаю, понимаю. Всё по-честному. Так и на суде говорили, что, мол, у матери и отца права равные, а потому и делим поровну, и присуждаем справедливо: женщине – детей, мужику – алименты. Ладно, проехали. Давай лучше о тебе: два года ничего про тебя не слышал. Я уж грешным делом подумал, что ты снова… «По ленинским местам». А потом думаю: «Какие уж «ходки» в 50? У солидного-то человека?» У тебя ж, я слышал, банковский бизнес? Или ты опять в подполье ушёл?

– Ну, о подполье давай не будем! А молчал, потому что так надо было.

– Тогда о женщинах! Чего один? Где муза?

– Ой, Вань, ты же меня знаешь! Я не из тех, кто подвигами половыми хвастается. Это ты у нас герой, «настоящий полковник».

– Да не было у меня как-то в последнее время никаких подвигов. «Полковнику никто не пишет», а ко мне никто не приходит. Была тут одна особа. По подсказке психолога. И смех и грех! Была или есть? Сам ничего не понимаю.

– Ну-ка, рассказывай!

Так всё и встало на свои места: Александр, много говорить не любивший, стал в основном слушать, а Иван, который просто не мог не делиться наболевшим, рассказывал. Они вышли в зону для курения, затем снова вернулись, а Иван всё говорил. Если б он был чуточку наблюдательнее, то наверняка оценил бы тот факт, что старый друг с какого-то момента стал слушать его уж слишком заинтересованно, даже зрачки его глаз время от времени расширялись. Как будто слушал он не про друга, а про себя. Но Иван был настолько поглощён собой, что, ничего этого не замечал.