Геннадий Пискарев - Сильнее разума

Сильнее разума
Название: Сильнее разума
Автор:
Жанр: Публицистика
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2012
О чем книга "Сильнее разума"

Эта книга – своеобразная попытка автора, поставившего своей целью на примерах собственной жизни показать неукротимое желание и сладостную мечту человека, увидеть, вопреки суровым реалиям действительности, прекрасный духовный мир, существующей как бы параллельно с материальным. У людей тонкой психической организации, натур творческих этот параллельный мир нередко проступает явственно и ощутимо даже в обыденной конкретике, заражая, заряжая бренность существования очарованием любви и духовности.

«Мечта сильнее доводов разума». Эти слова Зигмунда Фрейда могут в полной мере стать главным смыслом того, о чем хотел бы поведать Геннадий Пискарев в данном повествовании.

Бесплатно читать онлайн Сильнее разума


Книга издана под редакцией и при содействии генерал-лейтенанта Александра Васильевича Теренина



Пискарёв Геннадий Александрович – писатель, поэт, публицист, редактор, член Академии российской литературы, автор многочисленных статей, сборников, книг.

Произведением «Сильнее разума» Г. Пискарёв заканчивает своеобразную «Человеческую комедию», в которую вошли книги: «Я с миром общаюсь по-русски», «На острие лезвия», «Под пристальным взглядом», «Старт в пекло», «Крадущие совесть», «Алтарь без божества». В них настойчиво проводится, углубляется и укрепляется мысль о сакральности людских деяний, постоянном взаимодействии живой плоти, души и духа человека. Разрыв в этой цепочке, не без основания утверждает автор, нарушает гармонию (благодать) окружающего мира, ослабляет любовь, без чего, как известно, теряет значение и силу правда.


Часть I

Дневник прошлого, написанный ныне

Удивительно, когда ты молод, полон сил, когда жизнь играет полноцветием красок и чувств, ты меньше всего дорожишь этой жизнью и, кажется, случись смертельная беда, ты, не печалясь, не скорбя, примешь ее трагический исход. Но когда перешагиваешь порог молодости, и тебя начинают донимать недуги и боли, заработанные безудержным невоздержанием юности, начинаешь, ну, просто цепляться за это оставшееся, безрадостное, унылое бытие, страшась неумолимо надвигающейся кончины. И наступает, не могу точно определить, то ли раскаяние, то ли покаяние за былые грехи. Память уносит тебя в былое, заставляет его анализировать. Но, не знаю, кого как, а меня в этом случае вновь увлекает молодость и, перенося воспоминание о ней на бумагу, пишу о прошлом так, как будто заполняю дневник той прекрасной минувшей поры.

Геннадий Пискарев

Витать в облаках

Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой.

Беранже

Смысл этого выражения, сводящегося к порицанию пустой несбыточной выдумки, в раннем детстве мне, конечно же, был неведом, как неведомо было и само словосочетание «витать в облаках». Но я витал в них тогда чуть ли не самым натуральным образом. Как часто после темного подвала, куда в конце цветущего мая меня запрятывала мать для переборки проросшей прошлогодней картошки, я бежал в бьющий зеленой волной о изгородь нашего сада бескрайний луг или на окаймленную длиннолистыми ивами тихую, ласковую Костромку, навзничь ложился на прогретую радужным солнцем траву или ослепительно белый песок и смотрел, смотрел на плывущие в голубых небесах ватно-мягкие, беспрестанно меняющие свои причудливые формы и очертания облака. Как во взбитую пуховую перину хотелось, неудержимо, до боли в сердце, броситься в эти обволакивающе-обворожительные творения и плыть, плыть куда-то, в далекую, неведомую даль. А однажды в лесу, взобравшись на самую верхушку высоченной сосны, окинув глазами колеблющееся зеленое покрывало подлеска, я еле-еле удержался от жгуче-манящего желания броситься вниз, в эту упругую изумрудную пучину, которая, как казалось мне, что речные волны, может принять меня осторожно и нежно.

Послевоенное детство, в обыденности корявое и скупое, без материнских каких-либо нежностей (где и когда было той же матери моей, вдове-солдатке, растившей двоих сирот, с утра до ночи работавшей на колхозных полях, а после захода солнца на собственном огороде, сюсюкать умильно над своими горе-чадами? Обеспечить бы сносное существование их), оно, это детство расцвечивалось, утеплялось величайшей благодатью, разлитой в окружающей нас божественной и вечной природе. И еще: босоногое, рвано-латаное детство мое выпало на великие годы истинного послепобедного ликования. Это было время встреч с настоящими героями войны, немногими вернувшимися с фронта односельчанами, – отмытыми от окопной грязи и пороховой копоти, в начищенных до блеска сапогах и ботинках, перетянутых широкими кожаными ремнями, с красивыми погонами на гимнастерках и кителях с отливающими золотом и огненным рубиновым светом медалями и орденами на них. Я млел, когда в кругу родственников и друзей дядя мой по матери, дядя Костя, двадцатипятилетний капитан-пехотинец, начавший войну рядовым в Брест-Литовске и закончивший ее офицером в Берлине, поднимая бокал с шипучей пивной брагой, гордо вскинув голову, призывно-величественно и самозабвенно начинал вдруг исполнять песню-тост, отчего по спине бежали мурашки и электрический ток бил в самое сердце:

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто замерзал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
В горло вгрызаясь врагу.

И громом гремел подхваченный всеми собравшимися призыв-припев, возносящий нас будто в небесные выси, где мирское, больнососущее душу бытие как бы тонуло в чувственно-лучезарном торжестве:

Выпьем за Родину! Выпьем за Сталина!
Выпьем и снова нальем!

Спустя многие годы, когда мне пришлось работать спецкором газеты ЦК КПСС «Сельская жизнь», я пережил это состояние вновь, стоя около установленного в одной из сельских школ под Ельцом бюста поэту Павлу Шубину – автору слов легендарной песни, кою столь вдохновенно пели в детстве моем земляки-фронтовики. В школьном музее я осматривал личные вещи поэта, деревенского мальчика, ушедшего на войну, читал незнакомые мне до селе проникновеннейшие стихи о родном поселении Чернава, называемого стихотворцем «Родиной в подробностях простых», о землячках-девушках «в цветастых полушалках, – встретишь и не вспомнишь об иных». И слушал рассказ о его кончине – «в скверике, поутру, от разрыва сердца». О боже, ведь так же скончался и поэт-фронтовик Алексей Фатьянов, да и до обмирания сердца любимый мною и матерью моею капитан, а впоследствии подполковник Советской Армии, Константин Михайлович Смирнов. Позвонил жене с работы: «Иду домой». – Поднялся из-за стола и рухнул замертво. В пятьдесят лет от роду.

Вспомнился рассказ матери, как после ранения в битве под Москвой, подлечившись в госпитале, приехал Костенька на побывку. Прилег на лавке, рукава гимнастерки закатались до локтя. Смотрит сестрица и не поймет, отчего это руки брата выше кистей как бы ошпарены, затянуты красновато-дрожащей кожицей. «А-а, – объяснил проснувшийся красноармеец, – это вши обглодали руки, когда мы в окопах без смены стояли. Кисти-то на морозе: насекомые их не кусали, а закрытое тело жгли не щадя».

Осознание ужаса кровавой мясорубки, через которую прошли наши люди, могло бы опрокинуть в бездну отчаяния, свести с ума кого угодно, если бы… Сейчас говоруны-демократы это называют циничной большевистской обработкой сознания, ложью, и даже величайшим преступлением перед народом, от которого, дескать, всячески скрывали горькую правду, обвивая страну кумачом, гремя победными фанфарами и славными песнями, убирая из людных мест инвалидов, увечных, калек.


С этой книгой читают
Добро и зло, грех и добродетель, красота и уродство – антиподы. Но грань между ними в земной человеческой жизни нередко оказывается стёртой. Умение сделать правильный выбор, уйти от греховных соблазнов и обрести духовную свободу в такой ситуации – всё равно, что пройти по острию лезвия. Преодолеть опасный путь и обрести чёткое представление о том, что составляет истинный смысл бытия, – нравственный долг верующего человека.Как исполняют нелёгкое п
Непрочен ум, охваченный огнем – гласит народная мудрость. Читатель, взявший в руки данную книгу, с терпением прочитавший ее, наверняка согласится с этой великой истиной, как и с тем, что только согласие и смирение дают покой нашим душам. А это, наконец-то, и приводит как к укреплению добронравной власти, так и плодотворному созиданию. «Злак не растет ведь на праще крутимой», – усиливает автор свой решительный вывод мудростью Саади.
Необычная духовность творений Г. А. Пискарёва давно замечена и отмечена читателями. Автор запоминающихся произведений, таких как «По острию лезвия», «Очищение болью», «Крадущие совесть», «Запах креозота» и многих других, в предлагаемой книге «Руфь» поднимается как бы на новую ступень окрылённости, приподнятости над землёй, воспевая в данном случае самоотверженность и чудодейственность женской ниспосланной Богом любви.
Эта книга – призыв автора к многострадальному русскому народу, призыв к покаянию. К покаянию перед общей нашей святыней матушкой Русью, которую дал нам Господь не затем, чтобы творили мы на ней бесшабашные эксперименты, а трудом, верой и правдой украшали её.Это книга очерков и эссе о людях простых, но праведных, на коих держится мир. Эта книга – раздумье об идентичности России, росте самосознания народа, о той силе, что держит этот народ на земле
Впервые под одной обложкой собраны литературоведческие работы известного петербургского поэта, лауреата Григорьевской премии 2011 г., представляющие собой не только превосходно написанные эссе, но и новаторские научные статьи, знакомство с которыми сулит читателю отнюдь не локальные открытия. Статьи об известных (В. Маяковский, Н. Гумилев), а также незаслуженно забытых и полузабытых писателях первой трети ХХ века. Особо следует отметить очерк «Мн
Наше время вывернуло наизнанку многие истины, по которым человечество жило тысячелетиями. Автор пытается вернуть их на свои места и назвать своими именами. Настоящий сборник включает критические статьи о нынешней внутренней политике российской власти, возможных перспективах развития нашей страны, её главных целях и смыслах, о значении России для всей цивилизации.Автор утверждает, что российская национальная идея, которую в интеллектуальных кругах
Школа, завод, работа, развлечения, отдых, друзья – жизнь, описываемая в этой книге с предельной откровенностью. Это попытка передать настоящую атмосферу жизни в стране, которой больше нет, через свои ощущения – чувства ребенка, подростка, юноши, взрослого человека.Эта книга о времени, в котором мы прожили свои лучшие годы в СССР, написанная с достаточной иронией, иногда с сарказмом, иногда с юмором.Не всегда детские игры, походы и праздники…
Книга по-настоящему проведет по тому естественно природному пути, который приходится преодолевать нашим душам после физической смерти. Обрисует она также и обратный путь домой для последующего воплощения в реальную жизнь. Вся информация имеет строго научный окрас и приближает читателя к истинно природному пониманию существа жизни, как на Земле, так и далеко за ее пределами.
В третьей книге Элли, Саммер и Жасмин попали на Облако-остров, парящий в небе над Тайным Королевством. Они узнали, что на упругих облаках можно прыгать, как на батуте! Вот здорово! Но королева Злюка ненавидит радость и веселье. Она задумала уничтожить воздушный остров…
Возможен ли хрестоматийно ясный взгляд на причины, движущие силы и саму суть революций 1917 года в современной России? Отношение общества, претерпевшего культурную травму в процессе краха СССР, к тем историческим событиям, считает автор книги, перегружено эмоциями и драматическими образами прошлого. С. Г. Кара-Мурза предлагает перевести важное обсуждение двух больших стратегических проектов – Февральской и Октябрьской революций – в плоскость раци
Что такое время? Какое оно? Где та сила, что удерживает время в рамках? И может ли время сломаться, дать сбой? И что будет если это произойдёт?
Забота матери о ребёнке это самое бескорыстное и даже жертвенное действие. А что если мать, заботясь о собственном ребёнке преследует прежде всего свои цели? Что если ребёнок становится средством для их достижения?