Утро понедельника. Шесть утра. Артём лежал на кровати, уставившись в потолок.
«Я – бабочка-однодневка, которая живёт один день. Только я живу на выходных, а потом умираю на пять дней. И так всю жизнь», – пронеслось у мужчины в голове, скоростным поездом сметая все другие мысли на пути к сознанию. Тяжело вздохнув, Артём решил, что будет лучше оставить всё бренное в холодной кровати, хрустнул чуть ли ни всем нутром, поставил ноги на пол, а затем поднялся со своей обители печали. Мужчина медленно, как бы крадучись, направился к выходу из комнаты, чтобы ненароком не попасться в зеркало, завешанное бархатной занавеской, наброшенной на него уже шесть лет назад, и из-за этого так и не убранной оттуда. Оно было уже чем-то вроде предмета мебели или квартирной достопримечательностью, которую он чертовски не хотел разрушить одним неловким движением. Следующей остановкой была ванная комната. Алгоритмы начинались с самого утра: рука работала щёткой механически – так, как она делала это большую часть сознательной жизни. Артём сплюнул и посмотрел в зеркало над раковиной.
«Бабочка-однодневка». Эта фраза так бы и осталась висеть в комнате, если бы не щелчок выключателя, который превратил её в пепел.
Семь часов утра. Мужчина подъезжал к работе. К огромному зданию, сожравшему не одно поколение, и которое в будущем сожрёт не меньше. Громадное, безжизненное создание из стекла и бетона смотрело с огромной высоты на жизнь, кипящую внизу, на людей и машины, на собак, разрывающих кусок мяса и на Артёма, уже входившего в его двери.
– Доброе утро, Мистер Велп! – оторвавшись от монитора, с улыбкой, цвета первого, густого снега, прощебетала молодая ресепшионистка и снова, нахмурившись, уставилась в экран.
– Доброе, – пробурчал под нос мужчина, когда уже двери лифта закрылись, заточая его в ещё более тесную клетку. Она была намного теснее той, в которой Артём привык жить: впервые он её ощутил где-то в подростковом возрасте. И содержимое этой клетки было настолько заманчивым, что он не заметил её стальные прутья.
Тем не менее в своей клетке мужчина был на одной из вершин. Ещё пару лет, как он думал, и он накопит на свою мечту: купит дом в долине гор Алтая, рядом с рекой и лесом, обеспечит себя запасом продуктов на двадцать пять лет. Артём искренне верил, что где-то в пятьдесят шесть лет жизнь заканчивается: появляется постоянная боль в суставах, органы чувств хуже выполняют свою работу, быть может, появляется слабоумие или дрожь в конечностях… «Если жить, то хорошо» – таков был его девиз с детства. Ещё будучи ребёнком, Артём демонстрировал огромные способности, схватывал на лету всю программу и подстраивал её под себя. Он был лучшим учеником в одном из лучших лицеев Москвы, был душой компании и прирождённым лидером, позже, без проблем поступил в МГИМО, оброс нужными связями и сейчас, в двадцать девять лет, был одним из самых дорогих топ-менеджеров России и не раз входил в различные списки. В общем и целом, по человеческим меркам, жизнь его более чем удалась.
Железная пасть лифта распахнулась, выпуская очередную жертву. Престарелая женщина-секретарша, будто почувствовала приезд Артёма. Как только он сделал шаг по направлению к своему кабинету, она тут же оказалась рядом, держа свежий латте с двумя чайными ложками сахара, как и любил Мистер Велп.
– Доброе утро, Евгения Павловна, спасибо большое! – с улыбкой и в сердце, и на лице произнёс Артём. Эта женщина была единственным человеком на работе, которого он действительно был рад видеть.
– Ой, да не за что, Тёма! – так же, улыбаясь, произнесла секретарша и удалилась, – Хорошего дня! – успела она крикнуть до того, как дверь в кабинет мужчины закрылась с неизменно громким хлопком, похожим на звук револьвера, который каждый раз, вот уже на протяжении нескольких лет, даёт осечку.
Только Артём, горько вздохнув, направился к своему креслу, как дверь, распахнулась, кажется, успев задеть пару волос на его затылке. Ещё до того, как него донёсся мерзкий голосок, Артём уже понял, что это менеджер из отдела закупок, которого от увольнения спасал лишь отец. А тот, к слову, был главой компании.
– Тёмыч! – мужчина вздрогнул, будто увидел нечто ужасное… Призраков, тянущих за собой в прошлое, посыпающих плечи могильной землёй. – Привет, дружище! – Артём ощутил руку на плече и злобу, постепенно наполняющую всё его существо.
– Здравствуйте, Виктор. Я просил вас обращаться ко мне на «Вы», я вам не товарищ, – после этих слов, парень, вломившийся в кабинет, пару мгновений стоял, приоткрыв рот и широко раскрыв глаза.
– Да, прости…те. В общем, тут данные по продажам за последний квартал, отец попросил занести.
– Спасибо, – взяв папку с документами и аккуратно положив её на стол, мужчина повернулся к незваному гостю, подошёл ближе и спросил:
– Это всё? – пытаясь тактично намекнуть парню, что тот загостился. «Уж лучше сидеть одному в кабинете, чем ещё минуту провести с этим недомерком», – признал про себя Артём.
– Д..да, всё. Спасибо, Мистер Велп, – спешно пролепетал парень и удалился.
– На здоровье! – с такой же быстротой и фальшью понеслась вслед ему фраза.
Наконец, мужчина погрузился в своё кресло и с неохотой приступил к работе. Он перебирал документы. Бумага была неприятной на ощупь, словно листья, поражённые какой-то смертельной заразной болезнью. С каждой страницей его начинало всё больше тошнить. Это состояние длилось уже больше года, но сейчас оно, кажется, достигло апогея. Артём вскочил со стула и побежал в туалет. Он тщетно дёргал за ручки кабинок под многократно повторяющееся недовольное «Занято!», и тогда, когда мужчина уже совсем отчаялся, между спинами людей в костюмах, как маяк спасения, сверкнул свободный писсуар. Артём склонился над ним, предвкушая то, как странно будет выглядеть, когда все увидят, что его тошнит туда. Тошнота не проходила, но и выдавить из себя Артём Велп ничего не мог. Честно говоря, никто и не посчитал бы странным, если бы его туда вырвало, но всех очень удивило то, что топ-менеджер уже несколько минут стоял, склонившись очень близко к писсуару, и смотрел в одну точку, открыв рот. Под еле сдерживаемый смех людей вокруг, он, краснея, быстро покинул уборную, расталкивая столпившихся со скоростью света коллег.
К чувству тошноты прибавился ещё и стыд.
В целом, день прошёл как обычно: встречи, документы, звонки, расчёты… Артём, только вернувшись с последней встречи, рухнул в кресло, которое просело под ним как хлипкий дом проседает от упавшего на него дерева, во время урагана. Тошнота уже почти прошла – она всегда носила временный характер. На часах было почти пять, а значит вскоре мужчина будет «свободен», в связи с чем он даже чувствовал еле заметное дыхание жизни, но и от него несло трупным запахом. Минутная стрелка щёлкнула, часы пробили заветные пять часов. В конце каждого рабочего дня Артём испытывал смешанные чувства: как птица, которую выпустили на волю, но обрезали крылья. Радость от ощущения свободы и горечь оттого, что воспользоваться ей он не может.
