Санта-Моника, 1997 год
Беспокойство распространялось в ночи подобно яду, что отравлял умы простых граждан, запуская липкие щупальца в души и разумы. Дымовая завеса едва пропускала свет аварийных маячков. Лишь пожарная и полицейская сирены напоминали о том, что случилась трагедия.
Несмотря на поздний час, на улице собралось много народа. Ленточные ограждения не пускали пришедших зевак, наглых журналистов и обеспокоенных родственников. Но волна людей грозилась хлынуть на заваленную обломками территорию. Именно поэтому живым щитом внутри огороженного периметра стояла полиция.
– Заходим! – скомандовал пожарный, надев маску с респиратором. Ещё несколько спасателей тревожно посмотрели на главного. – И будьте осторожны, остатки здания могут рухнуть в любой момент. Ищем выживших. Если они под завалами, то сообщаем поисковикам, они вытаскивают. – Мужчина взял в руки багор, включил быстрым движением фонарик на каске. – Если появится хоть один намёк, что тонны камня рухнут вниз, бросайте всё и валите оттуда как можно быстрее. Всем всё ясно?
– Да!
– Да, всё ясно!
– Понятно, кэп.
Пожарные кивнули и заверили главного, что всё будет так, как положено по инструкции.
Мужчины вошли внутрь. Камень опасно трещал, разорванная проводка искрила, сыпалась штукатурка. Под ногами пыль, смешанная с кровью, кругом витал ужас. Отряд медленно двигался вперёд, постепенно разделяясь на пары.
– Это пожарные! Отзовитесь! – кричали парни по очереди, освещая кругом фонарика тёмную мрачную постройку.
Ответом была гнетущая тишина. Отчаяние разливалось по венам. Похоже, живых не найдут. Но оставалась маленькая искра надежды: быть может, люди успели выбежать.
– Сюда, скорее! – раздалось в рации. Оглушительный крик одного из пожарников заставил многих вздрогнуть, а некоторых даже выругаться, повинуясь мандражу от резкого звука.
– Что случилось? – ответил главный.
– Мне нужна помощь, есть выжившие! И… – напряжённая пауза, – вам надо это видеть… – выдохнул мужчина. Похоже, что он был очень удивлён.
Парни прибыли на место, осматривая по пути следования оставшиеся целыми комнаты многоэтажки. Реальность всё же победила. Некоторым жильцам выбраться не удалось. Это оставляло неизгладимый отпечаток в памяти каждого человека.
Но всё это на миг померкло, когда пожарники увидели странную картину. Светящийся овал медленно схлопывался, становился меньше, пока не превратился в искру, парящую в воздухе, и не исчез совсем.
А посередине пустоты, что образовалась, судя по всему, под действием странного света, стояла женщина в необычайно красивом одеянии: сиреневые шальвары с драгоценной выкройкой на поясе, облегающий топ на тонких бретельках, так же богато расшитый. Абсолютно седые волнистые волосы, которые роскошными локонами спадали до пояса, покрывала тонкая вуаль.
Девушка испуганно переводила взгляд то на одного пожарного, то на другого. Она выставила руку вперёд, держа в ладони недлинный кинжал с волнистым лезвием. Другой рукой бедняжка обняла темноволосого мальчонку с ярко-синими глазами, такого же испуганного и дрожащего. На изящной кисти неизвестной красовалась фиолетовая татуировка в виде головы грифона.
– Опусти нож, девочка, – мягко сказал главный. – Мы хотим тебе помочь. Посмотри наверх, вот-вот случится обвал. Надо выйти отсюда поскорее. Я не причиню тебе вреда. Видишь? – Он медленно присел и положил багор на заваленный мелким камнем пол, а затем сделал пару шагов в направлении бедняжи.
Седовласая красавица словно почувствовала, что ей хотят помочь. Слёзы потекли из синих глаз, а кинжал выпал из ладони. Женщина крепче прижала к себе мальчонку. И зарыдала.
– Всё будет хорошо, скоро вам помогут, – обнадёжил пожарный, выводя синеглазую незнакомку из здания.
20 лет спустя.
Лонг-бич, штат Калифорния, наши дни.
Вас когда-нибудь обламывала собственная собака? Странный вопрос в шесть утра, но именно его я задал, когда проснулся от ощущения собачьих слюней на своём лице. Чёрный лабрадор, а зовут это назойливое недоразумение Бонди, беспардонно залез на мою кровать, сел сверху и начал будить.
– Такой сон обломал, подлец, – простонал я, скидывая с себя этого нахала и поворачиваясь на бок.
Сон действительно был прекрасен. Особенно мне понравился момент, когда очаровательная рыжая красотка затащила меня в гостиничный номер отеля, на первом этаже которого находился шикарный ресторан, куда я, собственно, эту милашку и пригласил. Всё начиналось просто фантастически: она разорвала на мне рубашку и толкнула на кровать. Надо сказать, что фигура у дамочки совершенная. Узкое платье обтягивало прелестные формы, подчёркивая каждый изгиб.
Целуется рыженькая тоже круто. У меня башню снесло от одного такого поцелуя. Захотелось стать рабом красотки и исполнить её самые извращённые желания. Вот девушка запрыгивает на меня, наклоняется так, что её дыхание обжигает мне лицо и… начинает усердно облизывать. Я не сразу понял, что произошло, пока реальность не превратилась в мираж, и я осознал, что сплю.
Уткнувшись лицом в подушку, я попытался задремать. Изо всех сил старался вернуться в тот сон. Но псина снова запрыгнула на кровать, принявшись стягивать с меня одеяло. Я вцепился в него руками, словно это не одеяло вовсе, а сорок миллионов долларов, которые выиграл в лотерею. Но Бонди не прекращал издеваться надо мной. Он решительно тянул элемент постельного белья на себя. До моего слуха донёсся треск ткани.
– Бонди! Фу! Лежать! Лежать, я сказал! – крикнул я, приподнявшись на постели. Лабрадор послушно отпустил край теперь уже ненавистного мне одеяла и лёг, виновато глядя на меня. Проскулил несколько раз, а потом подполз немного ближе, виляя хвостом.
– Что случилось, Артур? – донёсся голос матери из коридора. Тихие шаги приближались, и вскоре дверь, немного приоткрытая, распахнулась настежь.
На пороге комнаты, замешивая тесто для оладий венчиком, с чашкой в руках стояла седовласая женщина с приятным лицом и тёмно-синими глазами, одетая в домашнюю одежду – спортивную футболку и штаны.
Нет, моя мать не настолько старая, просто у неё цвет волос такой. Как сказали врачи, это мутация в генах. Вы видели людей с разным цветом глаз или афроамериканца со светлой кожей? Если да, то понимаете, о чём я говорю.
– Бонди! Ах, ты, пакостник! А ну, пошёл вон! – недовольно проговорила мама, топнув ногой. Лабрадор жалобно проскулил и спрыгнул с кровати, тут же скрывшись в коридоре.
Кстати, маму зовут Одри. Одри Грифрайс – седовласая красотка покруче Дженнифер Энистон, с идеальной фигурой и приятным ровным голосом. А, забыл про родимое пятно, достаточно странное, хочу сказать. На запястье Одри голова грифона в треугольнике. Я тысячу раз спрашивал её, почему она называет татуировку родимым пятном или отметиной рода, но она уверенно увиливала от ответа. Что ж, её желание молчать я уважаю, сама потом расскажет.
