– … и вообще, ну неужели так трудно это понять?! У меня съемки для журнала «Вог» в четверг! У меня встреча с Татьяной Романюк в пятницу! У меня показ в доме Моды Славы Зайцева на следующей неделе! У меня, наконец, контракт на два года с «Луи Вуиттон»! С Луи Вуиттон, если тебе, конечно, это имя хоть о чем-нибудь говорит! Мне в начале мая в Милан лететь! Мне работать надо, карьеру делать, понимаешь?! Ну, и на кой черт он мне сдался, это ребенок?! А ты – его отец!
При слове «ребенок» голос Натальи, и без того от природы очень высокий, сбился на настоящий поросячий визг. Колоратурное сопрано в чистом виде!
Тебе бы в оперном театре партию Кармен исполнять, лениво подумал Тихон, а не ногами на подиуме дрыгать.
Впрочем, оперной певицы из Натальи не могло получиться по определению. На большой сцене, кроме голоса, еще и голова нужна, чтоб все эти арии наизусть запоминать, да и актерский талант не помешает. У Натальи же не было ни мозгов, ни таланта, а были одни только ноги, растущие от шеи, и непомерные глупые амбиции.
И угораздило же его влюбиться в эти ноги три года назад! А главное, угораздило же на этих ногах жениться! Слава богу, хоть хватило мозгов спустя два с половиной года с этими ногами развестись. И откуда он мог знать, что спустя шесть месяцев после развода обнаружатся столь неприятные последствия его глупого брака?! Ребенок! Он ей не нужен, видите ли! Можно подумать, он нужен ему! Можно подумать, ему не надо работать и делать карьеру! Она, видите ли, летит в Милан, где у нее контракт на два года с каким-то Луи Вуиттоном, чье имя, конечно же, Тихону ни о чем не говорило. А он, значит, должен все бросить и засесть дома, как в крепости, с пеленками, памперсами, сосками и бутылками с молочной смесью. С игрушками, погремушками и… с чем там еще?
Вот ведь, не было печали! Ребенок!..
Ребенок, завернутый в синее атласное покрывало и перевязанный атласной же синей лентой с большим бантом посередине, лежал на диване в гостиной, не обращая никакого внимания на горячие споры родителей о своей судьбе. Половину его лица закрывала соска с большим кольцом и пластмассовой основой в виде сердечка, на котором были нарисованы примерзкие голубые медведи. Эти медведи ужасно Тихона раздражали, и он все время хотел спросить у Натальи, почему они голубого цвета, ведь таких медведей не бывает в природе! Но она все говорила и говорила, все объясняла и объясняла, и вставить в ее истеричный монолог невозможно было ни слова, ни полслова. Когда же наконец Тихону удалось поймать паузу на вдохе и вклиниться в этот словесный понос, ничего хорошего из этого все равно не вышло.
– Я только не понимаю, почему… – начал было он задавать вопрос про голубых медведей, который почему-то в данной ситуации волновал его больше всего, как Наталья тут же завизжала:
– Потому что! Потому что ты его отец!! Ты!! Ты!! Неужели непонятно?!
Тихон вздохнул. Ребенок продолжал мирно спать, время от времени потягивая соску.
Странный какой-то был ребенок, совершенно не реагировал на громкие звуки.
– Он что, глухой? – озабоченно поинтересовался Тихон, разглядывая сверток. Вот ведь, не зря говорят: пришла беда – открывай ворота. Не хватало еще, чтоб этот ребенок, и без того ему совершенно не нужный, оказался еще и больным. Не хватало еще таскаться с ним по больницам и снабжать его слуховыми аппаратами.
– Не знаю, – оторопело проговорила Наталья, от удивления слегка понизив голос. – А почему ты решил?
– Потому что ты тут орешь так, что штукатурка с потолка сыплется. А он спит, не просыпается. Значит, не слышит ничего?
– Не знаю, – задумчиво повторила Наталья. – Может, и глухой.
Помолчала секунду и снова вернулась на атакующие позиции:
– Значит, если он глухой, то он тебе не нужен, да?! Значит, надо сдать ребенка в детдом, если он родился больным, да?! Бросить его, сиротой оставить?! Тихон, опомнись, ведь ты его родной отец!! Ребенок не виноват в том, что у него дефект слуха!!
Тихон снова вздохнул.
Он не видел Наталью ровно полгода и даже не знал, что она беременна. И вообще-то, это еще нужно было доказать, что именно он – родной отец. Родным отцом этого ребенка мог теоретически оказаться кто угодно. Потому что в то время, когда он был зачат, они с Натальей были на грани развода и спали в одной постели крайне редко. Можно сказать, совсем не спали. А сама Наталья почти не скрывала того, что у нее роман с каким-то там оператором из редакции новостей первого канала. А также с фотографом из дома моды Славы Зайцева. А так же с самим Славой Зайцевым, и еще…
И какого черта он теперь должен воспитывать ребенка какого-то там фотографа, оператора или даже всемирно известного модельера? К тому еще и глухого?! Ему что, делать больше нечего? Или у него здесь приют для бездомных глухих детей?!
Ничего этого он Наталье, конечно же, не сказал. Столь длинный монолог был технически не возможен. Ему удалось лишь, снова поймав ее на вдохе, напомнить:
– Но ведь ты его мать, Наташа!
Наталья от такой неслыханной наглости поперхнулась воздухом, с видимым усилием проглотила очередную автоматную очередь бранных слов и горестно вздохнула:
– Ну что ты, Тиша! Я – мать! Ну какая же я мать?!
– Как – не мать?! Не ты, что ли, его родила? – ошалевшими глазами уставившись на бывшую жену, осведомился Тихон. Интересное кино! Притащила в дом ребенка, совершенно чужого, глухого, непонятно кем и от кого рожденного, и требует от него, чтобы он теперь этого ребенка воспитывал. Совсем, что ли, крыша съехала у бывшей супруги на почве закулисных подиумных интрижек? Или бесконечные вспышки фотоаппаратов ей разум ослепили?
– Да я, я, – успокоила Наталья. – Я родила, не переживай! Я имела в виду другое! В том смысле, что какая из меня мать-то? Я же модель, манекенщица, понимаешь?
– А, – выдохнул Тихон. – Вот в чем дело. Ну, а зачем же ты тогда его… В общем, зачем рожала, если ты не мать, а манекенщица? Можно ведь было…
– Да нельзя было, Тиша! В том-то все и дело, что нельзя! Так вышло, понимаешь, что я о беременности узнала слишком поздно, когда уже нельзя было… Ну, организм у меня такой… странный, понимаешь?
Тихон кивнул: понимаю.
И организм у тебя странный, и сама ты странная. Только ведь это, дорогая, твои, а не мои проблемы.
Ситуация начинала действовать на нервы. Тихон достал из кармана штанов пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и с жадностью затянулся.
– Не надо курить при ребенке, – укорила Наталья. – Ему это вредно.
– Он все равно спит, – невразумительно ответил Тихон, поискав взглядом пепельницу. Она обнаружилась на стеклянном журнальном столике метрах в пяти от дивана. – Лучше подай пепельницу, больше толку от тебя будет.
