ГЛАВА 1
Тьма вилась над Черным лесом — мостом между Явью и Навью. Под ногу снова яма подвернулась, и я чуть не свалилась, да за ветку ухватиться успела. Нога загудела от боли, но делать нечего — я дальше поковыляла, вслед за тонкой фигуркой Милавы, в темный плащ укутанной. Вдруг девица остановилась и обернулась ко мне, блеснули в голубых глазах слезы, да такая боль в них стояла, что сердце мое сжалось.
— Не надо вам, нянюшка… идти со мной, — говорит, а у самой губы дрожат от страха, и пальчики от холода уже синие.
Ох, бедная моя девочка! Такая молоденькая, такая добрая, и за что же ей такая ужасная участь — в замке Кощеевом заживо схорониться?
— Как же я тебя оставлю, деточка? — проскрипела, кое как сдерживая слезы. — Неужели одну отпущу в этот проклятый лес?
При взгляде на высокие ели, которые раскинули во все стороны усыпанные крупными иглами лапы, сердце похолодело, но отступать теперь некуда.
Я оглянулась, клятвенно себе пообещав, что это в последний раз. За широким полем еще толпился народ. Мужики — кто с факелами, кто с вилами — стерегли, чтобы мы не сбежали. Из баб кто плакал украдкой, а кто провожал недобрым взглядом. Не любили меня люди, да только Милавушку то за что сгубили? Добрее нее никого во всей округе не сыскать.
— Идем, милая, — я взяла ее за руку и повела в чащу. — Я впереди, а ты позади. Если зверь какой-нибудь выпрыгнет или чудовище, так я отвлеку, а ты беги, беги без оглядки.
— Возвращайся, нянюшка, — заупрямилась Милава и даже ножкой притопнула.
— Не перечь старшим! — я тоже характер показать умела, да только с девочкой своей любимой, почти родной, раньше никогда так не разговаривала. Она вздрогнула, побледнела еще сильнее, потом опустила голову и молча пошла следом.
Так-то лучше! Пройдем по кромке леса на восток — может, и не тронет никто. А как рассвет, выберемся и… ох, не знаю, куда податься. Сестры мои все — ведуньи окрестных деревень, — давно мертвы, а к кому еще пойти? Может, в каком-нибудь селе да примут — мое искусство всегда в цене, сказки да былины все послушать любят, на кусок хлеба себе заработаю. А не примут — так мне бы только Милавушку пристроить, а потом и помереть можно со спокойной душой.
Шли мы долго. Милава вскоре всхлипывать начала, да и мои старые кости заныли. Эх, по молодости кошкой дикой по лесу скакала, никто меня ни догнать, ни отыскать не мог. А теперь что — тело слабее пня трухлявого, еле ноги волочу. Впрочем, я могла бы потихоньку идти еще до рассвета, но когда луна показалась над верхушками деревьев, девочка моя присела на пенек и спрятала лицо в ладони.
Плечи ее тихо вздрагивали, золотые волосы, которые я еще утром в косу собирала, растрепались и из-под красного платочка выбились, а сарафан — нарядный, бархатный с золотой вышивкой, по подолу измазался в земле и траве.
— Идти надо, деточка, — я погладила Милаву по голове. И сама бы отдохнула, да только чем дальше уберемся от деревни, тем лучше. С наших еще станется проверить, в самом ли деле мы в чащу пошли.
— Не могу, нянюшка! — всхлипнула красавица и зарыдала уже не таясь. — Все одно — умирать мне, так здесь или дальше — какая разница?
— А ну цыц! — прикрикнула я, теряя терпение. — Рано тебе про смерть говорить. Знаю, что рано, и не перечь! Посидим немного, и дальше пойдем.
Я осторожно опустилась прямо на траву. Ноги уже ныли, и хоть разминала я их, да все одно — толку никакого. Тогда я руки на траву положила и прислушалась. Над головой шептали листья, между стволами носился легкий ветер, и тишина — не могильная, а лесная, наполненная едва слышными звуками, вовсе не пугала. Вспоминались далекие годы, когда я гуляла меж деревьев и камней, когда училась у старых гусляров и сказителей. Эх, были времена, только в них и жила по-настоящему. Однако что это я в прошлое ударилась? Помирать что ли скоро? Может и скоро, но до тех пор, пока жизнь Милавушки не устрою, не дождешься, мир, буду жить!
Я уже собиралась подняться, когда гул вдалеке заслышала. Он нарастал, и вскоре я поняла — приближаются всадники. А с другой стороны трава едва шуршала под звериными лапами. Ой, не к добру это!
— Поднимайся, Милавушка, скорее, — позабыв о немочах, я вскочила с земли и потянула девицу за руку.
Она уперлась и вцепилась другой рукой в корягу.
— Не пойду никуда, сил больше нет! Тут помру! — кричала она.
Я от злости только зубами скрипнула. Всегда ведь покладистая барышня была, что же теперь случилось?
— Вставай, бежать надо! — я еще раз дернула Милаву, но куда там — моих сил едва хватало, чтобы на ногах держаться, не в мои годы девок на горбу таскать. Тьфу ты!
Вдруг за кустами раздался протяжный вой. Мы разом вздрогнули и обернулись. За листьями мелькнули ярко-красные глаза — узкие, как щелочки — и на поляну медленно, даже царственно выступил волк.
ГЛАВА 2
Огромная зверюга, в холке мне до плеча, шагала неторопливо. Знала, зараза, что никуда-то мы от нее не денемся. Милава обмерла от испуга и вжалась в трухлявый пенек, а я шарила по складкам юбки, пытаясь найти тайком прихваченное из терема огниво. Да где же оно, неужто выронила?
Волчица меж тем оскалилась, присела и лапы напряглась, будто к прыжку готовилась. Я подалась вперед, загораживая телом Милаву, и расставила руки.
— Беги! — крикнула я, но не услышала за спиной ни единого шороха. Зазря что ли пропаду?
Волчица медлила. Я вгляделась в красные глаза и оскалилась зверюге в ответ. Она ощетинилась, вздыбилась черная шерсть на загривке, а из горла разнесся рык — замогильный какой-то. У меня сердце в пятки рухнуло, но бежать нельзя. Если кинется, то я первой буду, пусть хоть Милава спасется.
— Стой, Марья! — вдруг раздался из-за спины зычный мужской голос.
Волчица тут же выпрямилась и поглядела куда-то мне за спину. Неужто говор человеческий поняла? Марья, значит.
Вслед за волчицей и я обернулась. И испугалась сильнее прежнего. Позади на огромном черном коне сидел Кощей, а за ним два всадника — на таких же вороных лошадях, в кольчугах и шлемах одинаковых. Ни разу я царя Нави, колдуна из Черного леса не видела, но сразу поняла, что он перед нами сейчас. Бледный, как мертвяк, черные волосы в длинную косу собраны и перехвачены обручем серебряным, скулы острые, губы тонкие поджал недовольно и разглядывает нас. В раскосых глазах зеленый огонь плещется.
На меня колдун лишь мельком глянул, а Милаву изучил внимательно. Еще бы — есть, на что взглянуть. Девица молодая, румяная. Была до сего дня. Глаза огромные синие, фигурка ладная и губы как роза алая.
— Девушку заберите, а… ее, — колдун кивнул в мою сторону, скривившись, — проводите к границе леса.
Что?! Ага, сейчас же, так я и оставила Милавушку в твоих руках загребущих!
