Я никому никогда и ни в чем не завидую. Такой уж у меня ненормальный характер. Но Лешке, младшему братишке, я позавидовал от души: такое ему счастье подвалило, аж два мешка. Он ветрянкой заболел! Мне тоже когда-то такое счастье выпадало. И тоже, когда я учился в третьем классе. Очень хорошая болезнь, добрая и полезная. Ничего не болит, температуры нет, насморка и кашля – тоже, в ухе не стреляет. И главная от ветрянки польза – в школу ходить не надо, зато дома можно делать все, что хочется, да еще и покапризничать: это я не хочу, этого я не буду, а суп люблю с сахаром.
Лешка, конечно, с помощью ветрянки по полной программе оторвался. Единственная от нее неприятность: каждый вечер мама зачем-то мажет его зеленкой. Алешка терпеливо стоит в одних трусиках на тахте, а мама окунает в баночку ушную палочку и аккуратно смазывает на нем чуть заметные красные пятнышки.
Алешка повизгивает, покрывается «гусиной кожей» и каждый раз вздрагивает, будто мама не мягкой ваткой в него тычет, а острой булавкой.
– Щиплет? – с сочувствием спрашиваю я, когда Алешка, натянув пижаму, сворачивается под одеялом.
– Не... чешется. А чесать нельзя. И вид у меня какой-то... пятнистый.
Да, хорошая болезнь. Вид пятнистый, ничего не болит, только чешется. И в школу ходить не надо – и делай, что хочешь.
Сначала Алешка от радости кой-чего поделал. Модельку пластмассового самолетика доклеил. Которая вдруг сама собой со стола сорвалась – полетать ей, видите ли, захотелось – и на пол грохнулась, разбившись вдребезги. Потом он дорисовал мамин портрет, на который она обиделась, а папа, глянув мельком, похвалил Алешку: «Хорошая Баба-яга получилась. Прямо как настоящая». Тут мама и на папу обиделась:
– А раньше ты меня Снегурочкой называл!
– Да я же не знал, – стал оправдываться папа, – что он там накалякал. Я ж не знал, что это твой портрет.
– Это его автопортрет! – припечатала мама. – Смотри: глазищи! Как синие блюдца. А ресницы как у коровы.
Ну, тут уж и Алешкина очередь пришла обижаться. Он порвал рисунок – портрет Бабы-яги с коровьими ресницами, сгреб с полок книги со сказками и погрузился в них – детство вспомнил.
Книг у нас много, мама даже ворчит иногда:
– Все дети как дети – не вылезают из компьютеров, а наши... – Но она это не всерьез. Мама очень рада, что мы не вылезаем из книг, а не выползаем из компьютера.
И среди книг у нас сказок полно. Всех народов мира. И старых, и новых. Новые все такие из себя красивые, сияющие яркими красками; картинок в них даже больше, чем текста. Но мы с Алешкой почему-то чаще перечитываем старые сказки. Они остались еще от маминого и папиного детства. Ну и нашему детству славно послужили. Лохматые, с выпадающими страницами, с нашими «раскрасками», они почему-то читаются интересней – будто не сам читаешь, а кто-то тебе рассказывает добрым голосом.
Словом, Алешка увлекся, зачитался по самые уши, а потом задумался выше крыши. Когда он задумывается, я стараюсь держаться от него подальше. Потому что он задумывается на пять минут, а потом пристает ко мне полдня со своими задумками и додумками. Вот и сейчас, я уже спать собрался, а он с распахнутыми глазами:
– Дим, чего я надумал! Отгадай!
– Ага, прям щас!
– Дим, оказывается, все сказки на свете одинаковые! Будто их один сказочник придумал. А потом на всякие языки перевел. – Алешка еще больше вытаращил глаза на свое открытие. А мне стало интересно, у Алешки острый глаз, он подмечает многое, мимо чего взрослые проходят равнодушно, не замечая. – Вот, Дим, какой-нибудь бедный простофиля найдет какую-нибудь волшебную палочку, или волшебную дудочку, или волшебную щуку вроде золотой рыбки, или волшебную бабушку... В общем, какую-нибудь волшебную фигню, и бац! – получает царскую дочь и полцарства в придачу. Без проблем. Был простофиля, а оказался самым умным. И все они, эти простофили, Дим, одинаковые. Только называются немного по-разному: Жан-простак, Джек-чудак, Ганс-чурбан, а у нас Иван-дурак.
– Тебе за него обидно?
– Да не очень. Все равно он потом самый умный. Кого-нибудь победил, вроде Кощея или Горыныча, привязал злую мачеху к лошадиному хвосту, и – пир горой. И я там был, мед-пиво пил. По усам текло, а в рот не попало. – Тут Алешка немного притормозил. – Дим, как это он так пил, что в рот не попало? Усами, что ли?
Тут и я немного притормозил:
– Все, Лех, ты меня уже достал.
– А ты потерпи. Ради меня. Я ведь больной, весь в пятнах... И про спящую красавицу везде одинаково. Тыщу лет она спит, ты ее поцелуешь...
– Не дождется, – отказался я. – Не собираюсь.
– Я тоже, Дим. – Алешка поморщился. – Она там тыщу лет провалялась в подвале, вся в пыли, в паутине небось. Высохла, как старая вобла. – Алешка еще больше скривился. – Ну, ладно, Дим, – не ты, не я, кто-нибудь другой, дурак, ее поцелует, и опять, пожалуйста – ему и бывшая спящая красавица, и полцарства, и мед по ушам. И за шиворот...
Но тут вошла мама и погасила свет:
– Спите хорошо.
– Мам, – спросил Алешка, – а ты хотела бы получить царскую дочь и полцарства в придачу?
– Пол? – уточнила мама. – Ни за что. Мне только все царство подавай.
– И чтоб у тебя кто-нибудь был на посылках?
– Обязательно. Пацан небольшой, лет десяти, весь пятнистый. Спать!
Я уснул быстро. Но эти разговорчики даром не прошли. Я так же быстро проснулся от страшного сна. Мне приснилось, что мы с Алешкой в какой-то мрачной старинной башне, в ее темном старинном подвале все-таки нашли старинную спящую красавицу. И долго шепотом спорили, кто из нас должен поцеловать это древнее страшилище. А потом разорались: стали спорить, кому достанется полцарства, а кому – старинная царская дочь. Но тут она проснулась от нашего шума и подняла свои зеленые веки...
Когда я поскорее открыл глаза, у меня быстро билось сердце от страха.
Но дело не в этом. А в том, что очень скоро этот сон станет явью. Будет и заколдованная старинная башня, и мрачный подвал, и спящая на мешке с драгоценностями страшная красавица.
Полцарства только не будет. Да и на фиг нам половина. Мама права: нам целое подавай.
* * *
Забегая немного вперед, скажу, что именно Алешкина любовь и доверие к сказкам помогли ему разобраться в этой жуткой истории с нечистой силой, со спящей в старинном подземелье красавицей, и добыть несметные сокровища, которые она охраняла. А заодно разделаться с жуликами, которые эти сокровища хотели захапать.
Как-то наш учитель литературы Бонифаций сказал, что любая сказка – это зашифрованная информация для будущих поколений.
– Особенно сказка о колобке, – съехидничал кто-то из ребят.
– Однозначно! Вы подумайте об этом.
Я подумал – и ничего не придумал, спросил об этом ради смеха Алешку. Он ни на секунду не задумался.
