Говорят, пингвины не умеют летать. Это неправда: я умею.
Да нет, я вполне себе обычный пингвин, и крылья у меня как у всех. Просто я – летчик. Полярный, как можно догадаться. Потому что на полюсе живу, на Южном.
Тебе, наверное, интересно, как я им стал, пилотом воздушного судна? Я все расскажу. И очень подробно. И про Михалыча расскажу, и про Тайную Службу Добра, и про чудеса, которые случаются, когда ты уже почти отчаялся и перестал верить.
Прочитаешь – и, может, тоже станешь полярным летчиком. Если захочешь, конечно. Авиация – дело добровольное!
Глава первая. О том, как я учился летать
Я всегда хотел научиться летать. А что, неплохая мечта для пингвина! Когда был маленьким, забирался на какую-нибудь высокую льдину, разгонялся и – летел. Недолго, конечно. Потом – шмяк! – головой об лед. И – снова на льдину, снова разгоняться и снова лететь. И падать. Чем сильнее разгонялся – тем дольше лете-е-е-л!
И тем больнее падал.
Но это ничего: какой полет без падений?! Чтобы научиться летать, обязательно нужно попадать как следует, это каждый знает.
Я все о полетах да о полетах, а сам даже не представился.
Меня Валера зовут.
Смеешься? Нет? Надо мной все пингвины в Антарктиде смеются, я уже привык. Что и говорить, необычное имя. Тут у всех имена короткие: Ю, А, О. Холодно разговаривать, знаешь ли, лишний раз и клюв открывать не хочется.
Но я вот – Валера. И мне нравится, правда. Потому что меня так мама и папа назвали. Только почему Валера, спросить я у них не могу – нет их.
То есть они есть, конечно. Но здесь, рядом, – нет.
Запутал? Сейчас все объясню.
Моих родителей в нашем поселке не очень-то любили. Потому что они всегда жили отдельно от всей колонии и не особенно дружили с остальными пингвинами. Не враждовали, нет. Просто – не дружили. Маме не по душе были сплетни о разных антарктических обитателях, а папа, в отличие от других пингвинов, не любил подледный хоккей. Ему больше книжки читать нравилось – о других континентах, о животных, о людях. Он все-все о нашей планете знал! И мне рассказывал.
Жили мы, в общем, особняком. И когда в Антарктиду прилетели на самолете какие-то дяденьки (я был тогда совсем-совсем маленький, год как из яйца вылупился), никто их, кроме нас, и не увидел.
А им как раз мы-то и были нужны. Они ходили вокруг да около – серьезные такие, бородатые и в очках. Наблюдали за нами, смотрели, как мама и папа ныряют, катаются по льду на брюхе, ловят рыбу, меня кормят. Записывали что-то в свои блокнотики, фотографировали: «Гляди, сейчас вылетит птичка!». Но она все никак не вылетала – может, нажимали не на ту кнопку?
Мы довольно быстро к ним привыкли, к этим людям. И совсем их не боялись. Как оказалось, зря.
В один из дней дяденьки вдруг схватили папу и потащили в свой самолет. Я в этот момент нежился у мамы под брюшком, в жировой складке. Она вытолкнула меня в снег: «Тише, малыш!» – и все. Ее тоже поймали и погрузили на борт. Самолет взмыл в небо.
Я потом читал в книжках, что там, на Большой Земле, люди любят сажать разных зверей в клетки, тыкать в них пальцами и смеяться. Зоопарк это называется. Туда они моих родителей и повезли. Я уверен.
Если бы я умел летать – я бы догнал эту железную птицу и освободил маму и папу. Но летать я не умел: я же пингвин. Я был совсем маленький и беспомощный. Стоял и смотрел в небо. А самолет все меньше и меньше становился. А потом и вовсе исчез.
Океан в тот день разбушевался не на шутку. Ветрище страшный задувал. И негде было согреться: мамы больше не было рядом. И папы.
Другие пингвины, когда я пришел в колонию и рассказал всю историю, мне не поверили. Сказали, что родителей моих наверняка унесло на льдине в океан, и они погибли во время шторма. И что всю историю про ученых на самолете и про зоопарк я выдумал. Сказали, что я фантазер и врунишка. И сирота.
А я не сирота. Мама и папа живы, я точно знаю!
***
В «Приюте бездомных пингвинов», где я теперь живу, мне не очень нравится, хотя библиотека у нас – что надо, я почти все книжки перечитал! Воспитатели, в общем-то, ничего. Но они тоже не верят насчет родителей. И одноклассники не верят.
Кстати, забыл сказать. Недавно мне исполнилось четыре, и я уже второй год хожу в школу.
Дерусь там очень много. Стыдно, но что поделать. Я же не просто так, не из вредности. Просто недавно кто-то из ребят увидел мои летные тренировки – и началось! Я теперь не только «фантазер», но и «дурак»…
«Пингвины же не летают!»
«Ты что, пингвинологию не учил в первом классе?»
Учил, конечно. И экзамен сдавал. До сих пор помню билет №1. «Способности семейства Пингвиновых». «Все представители Пингвиновых хорошо плавают и ныряют…». Про полеты в учебнике ни слова не было. Зато про прародительницу рода – Бескрылую Гагарку – там написали очень подробно. Да что там в учебнике. Про Гагарку даже в нашем гимне поется!
«Потомки Гагарки Бескрылой,
Мы плавать с тобой рождены!
И в этом, пингвин, наша сила,
И сила Пингвиньей страны!»
Но я не хочу Бескрылой Гагаркой быть. Я летать хочу. И буду, буду летать! И пусть не верят, пусть смеются! Я им ка-а-ак дам-дам ластой – мало не покажется.
Да, чуть не забыл. Есть у нас в школе одна девчонка. Она не смеется надо мной. О ее зовут. Красивое имя, правда? Кругленькое такое, маленькое – как сама О. Она тихоня и отличница.
Так вот, О догнала меня как-то раз после школы, сказала: «А я тебе верю, Валера», – и бултых в воду.
Но мне, конечно, от ее веры ни горячо ни холодно. Девчонка, что с нее взять.
Глава вторая. О том, как я изменил свою жизнь
После уроков я перекусил рыбным супом и пошел на свою любимую тренировочную льдину. Забрался на самый верх. Красота! Небо, солнце, океан – дух захватывает.
Подошел к краю, посмотрел вниз.
Хотел разогнаться, прыгнуть, полететь, как обычно. Но потом представил, как врезаюсь в лед головой – бр-р-р-р. И ведь снова придется забираться наверх! Почти полчаса, между прочим, – и ради чего? Ради каких-то жалких секунд полета.
«Да я же и правда дурак! Все они правильно говорят. Ну разве может пингвин научиться летать? Где, где крылья? Вот эти жалкие шпильки, что ли? Ага, улетишь на таких. Никуда не улетишь».
На душе стало очень скверно. Там будто бы начался шторм. Все заходило ходуном, заволновалось. Тучи становились все чернее. А потом грянул гром и пошел дождь. В общем, заплакал я. Да, да, мальчишки тоже плачут иногда, хоть и редко. И обычно никому об этом не рассказывают. Но я же пообещал тебе все рассказать – я свое слово всегда держу.
Ревел я долго. И чем больше ревел, тем меньше верил, что смогу когда-то научиться летать.
