В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Было у него три сына: Фёдор-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич. Состарился царь, чует, не за горами и смерть. Стал он думу думать: которому из сыновей престол отдать? Все трое в один день на свет народились, ни старшего средь них, ни младшего. В конце концов, надумал, позвал царевичей да и говорит им речь такую:
– Сыновья мои милые, стар я стал, видать, помру скоро. Пришло время кому-то из вас корону отдать. Да только желаю я, чтобы царём самый достойный сделался, чтобы смел был да умён. Задумал я войной на соседа идти, чтобы земель наших поприбавилось. Да только, видать, уже не успею. Который из вас скажет, как станет рать собирать да стольный град вражеский занимать, тому и быть царём.
– Что же тут долго думать, государь-батюшка? – ответствовал Фёдор-царевич. – Собрать войско, сказать: мол, во славу земли нашей на соседа пойдём, победим его да воротимся с добычей богатою, да прибудет земель в нашем царстве-государстве, да прославится земля наша! А коли вражина в граде стольном за стенами крепостными укроется, воины-то наши их тараном-то и протаранят, камня на камне не оставят. Благо, силушкой богатырской Бог не обидел!
– Силушка богатырская – это хорошо, – ответствовал Василий-царевич. – Только в таких делах умом-то надобно. Будь я царём, повелел бы глашатаю весточку разнести, будто враг-супостат войной на нашу землю идти желает, дабы молодцев наших погубить, баб да деток в рабство обратить. Услыхав такое, воины-богатыри наши с охотою на врага пойдут. А град стольный я бы измором взял. Будет люду вражескому кушать нечего – так и сдадут его без боя.
– Ах, Фёдор, Бог тебя и впрямь силой да доблестью не обидел! А ты, Василий, умом да разумом силён. А ты, Иван, что сделал бы, кабы царём был?
– Кабы я был царём, государь-батюшка, – молвил Иван-царевич, – не стал бы на соседа войной идти. Кабы сосед на землю нашу пошёл с ратью своей, бился бы, не щадя живота своего. А ради славы чужие земли разграблять, добрых молодцев губить да баб с детками вдовами да сиротами оставлять – дурное это дело!
Услыхал царь речи такие, разгневался:
– Стало быть, нет тебе никакого дела до земли родной! Не желаешь ты, чтобы славилась отчизна наша, а враг перед нашей мощью трепетал!
А Фёдор-царевич да Василий-царевич батюшке поддакивают:
– А ещё труслив ты, словно заяц! Небось, бежал бы от врага, ажно пятки бы сверкали!
– И умом тебя Бог обделил – знать не знаешь, как стольный град соседа занять. Вот и прикрываешься вдовами да сиротами, дабы глупость свою от люда честного запрятать.
– А вам, братцы, лишь бы воевать да драться! – ответствовал Иван-царевич. – Нет бы что полезное сделать, чтобы людям на радость!
– Довольно! – вскричал царь. – Не желаю и далее слушать речей твоих дерзких! Ступай прочь с глаз моих и не возвращайся! Не сын ты мне более!
Бледнее полотна сделался Иван-царевич. Ни слова не промолвив в ответ и даже не взглянув ни на кого, вышел прочь.
Собрал он узелок да зашёл к старой нянюшке попрощаться. Увидала нянюшка, что Иван-царевич сам не свой, да руками так и всплеснула:
– Ох, Ванюшка, что с тобою стряслось? Аль беда лихая так спешно прочь гонит?
– И вправду, беда, – молвил Иван. – Осерчал на меня государь-батюшка, прочь гонит, говорит, не родной я ему нынче. А всё оттого, что перечить ему осмелился.
Поведал он старой нянюшке, как царь-батюшка войну с соседом затеял, да не защиты ради, а славы для.
– Вот и не ведаю я, что делать. Пробраться бы к ним, к соседям нашим да про задумку батюшкину поведать. Да как батюшку-то родного предать? И молодцев-то наших жаль – ни за грош ведь пропадут. Братья тоже неведомо, уцелеют али нет. А коли промолчу – их люду падёт не меряно. Тоже ведь жаль – не виноватые они! Увидать бы мне, как оно всё обернётся-то, да только грядущее от нас, простых смертных, сокрыто, не узнать, покуда не сбудется.
– Отчего же не узнать, – отвечала нянюшка. – Есть у меня сестрица родная, сама Баба Яга, колдовать мастерица. Живёт в лесу тёмном, дремучем, в избушке на курьих ножках. Есть у неё блюдечко волшебное. Чего ни попросишь – всё расскажет да покажет, коли яблочко покатать по нему да слова промолвить волшебные. Коли сходишь к ней, авось пособит в беде.
– Дело говоришь, нянюшка, – промолвил Иван-царевич. – Наведаюсь-ка я к Бабе Яге, авось и вправду что дельное подскажет.
Недолго думая, вскочил Иван-царевич на коня доброго да в лес поскакал. Долго скакал он, прежде чем показалась избушка на курьих ножках. Слез он с коня, хотел было уже в дверь постучаться, да увидал вдруг, как пасётся неподалёку конь брата его – Василия-царевича.
«Что же делает здесь братец мой? – удивился Иван-царевич. – Никак, соврал он батюшке, будто войны желает. Сызмальства ведь ловким был, знал, кому что говорить надобно».
А вскоре услыхал он из-за дверей дубовых голос самого Василия-царевича:
– Мне бы, бабушка, отравы хорошей! Батюшка-то наш вскоре помрёт да одному из нас царство-государство оставит. На Ивана он осерчал, прочь из царства гонит. А Фёдора за смелого почитает, того гляди, царём заместо меня сделает. Фёдор-то он, хоть и смелый, да умом Бог обделил! Кабы он прежде батюшки помер! Уж пособи мне, бабушка, злата-серебра для тебя не пожалею.
Ушам своим не поверил Иван-царевич.
«Эх, Василий! – подумал невесело. – Сызмальства был хитроумным, да не думал я, чтобы родного брата готов был со свету сжить».
А Баба Яга тем временем отвечала:
– Благодарствую, Василий-царевич, что проведал меня, старую. Да только чтобы зелье ядовитое сварить, надобно мне трав собрать с наговорами. Приезжай ко мне опосля, тогда и получишь что просишь.
Услыхал Иван-царевич речи такие, едва не задохнулся от гнева. Хотел было ворваться в избушку на курьих ножках да задать взбучку братцу коварному да и Бабе Яге в придачу, как вдруг подошла к нему лисица, рыжая, словно огонь, с хвостом пышным, будто платок пуховый, да и заговорила с ним голосом человеческим.
– Не спеши, Иван-царевич, лучше спрячься за дубом широким, пущай не знает братец твой о том, что ты всё видал да всё слыхал.
– Ну, а коли он Фёдора-то отравою со свету сживёт?
– Не сживёт, – отвечала лисица. – Я, чай, Бабу Ягу сызмальства знаю, не варит она зелий ядовитых, людей не травит.
Послушался Иван-царевич, только успел спрятаться за дубом широким, как вышел из избушки Василий-царевич, вскочил на коня да и был таков.
Лишь только скрылся он из виду, как прискакал другой братец – Фёдор-царевич. Слез с коня, зашёл в избушку да и молвил:
– Ох ты, гой еси, бабушка, ведунья лесная, коли ты послушаешь меня, добра молодца, да что прошу, исполнишь, награжу тебя я щедро по-царски.
