***
…Я всегда говорил о том, что Инэтчэ-ми Гида – край странный и загадочный. К тому же временами он довольно суров к нам. Но на этот раз все спокойно. Сегодня мы выходим из кольца Уркальту, и к вечеру должны быть на станции.
Что такое Инэтчэ-ми Гида? Это в первую очередь пустота и оторванность от мира. Хотя дорога в нескольких десяти километрах отсюда, рядом, по таёжным меркам, но там, на дороге машины также редки как и апельсины в этом краю. Семьдесят километров от посёлка, тайга. Долины рек, бегущих к Талу-Макит, плоские сопки незаметной, но весьма солидной высоты, нудные подъёмы и пологие спуски и сплошные непонятки вокруг. Непонятная тайга, непонятный, хотя и простой с виду рельеф, непонятные случаи бывают здесь, странные дела творятся иногда. Инэтчэ-ми Гида – это снег и мороз, старые ели и кедры, густая поросль болезненных пихт и ёлочек и воронки, воронки кругом. Заснеженный лес вокруг. Могучие ели прочно встали в этой изъеденной карстом земле, но ели поменьше с трудом тянутся к синему небу, не находя в камне приюта для себя. Они растут вкривь и вкось, шатаются и падают от толчка рукой, вызывая отвращение и жалость. Их корни не могут уйти далеко вглубь земли – там их ждёт пустота и вечный холод реликтовых ледников, а сверху их обжигают морозы суровых северных зим.
Суровая земля, холод космоса, глубокие снега, утопившие в себе тайгу, дохлые ёлочки под покровом леса, провалы на каждом шагу, исходящие незаметным дымом-паром. От этого пара ёлки одеваются богатым снежным нарядом. По всей своей высоте и ствол и ветки сплошь в сверкающей кисее инея и снега. Идя по тайге, то и дело останавливаешься у огромных, глубоких ям и маленьких ямок. Взгляд, скользящий по ровной глади земли, временами словно проваливается вниз. Иногда воронки затянуты землёй, словно кто-то вдавил кусок леса вниз, вглубь, иногда это грозные провалы, дышащие темнотой и паром, на дне которых мрачные серые камни на белом снегу, иногда это глубокие колодцы, ведущие к подземной реке. Это всё входы в огромную пещерную систему Инэтчэ-ми Гида, здесь берут своё начало пещерные ледники, отсюда льётся под землю холодный воздух, творящий чудеса в лабиринтах тьмы и камня.
Из таинственных провалов, из отверстий пещер постоянно тянет страхом, тревогой, запахом сырого камня и темноты, а иногда и ледяным ветров подземного ужаса глубин. В этом лесу, находясь в кругу воронок, знаешь, что под тобой – пустота. В этом лесу нет спокойствия даже в яркий, солнечный день. Только на речном обрыве дышится легко, спокойно, потому что пещеры остались позади, а перед тобой море деревьев, сопок, совсем другой, понятный, сонный мир совсем другой тайги. Не потому ли почти все, пришедшие сюда, первым делом идут на обрыв, вдохнуть спокойного воздуха?
По ночам, а вообще-то когда как, из воронок пещер выходят духи земли и будь осторожен, одинокий путник в полночный час! Странные дела могут твориться здесь. Здесь теряются днём, здесь теряются ночью.
Путь сюда лежит через высокий лес. Когда-то первые люди протоптали тропу и нарубили затёсок. Затёски давно заплыли смолой, выросли и вытянулись деревья. И сейчас увидеть след железа тридцатилетней давности трудно, но никто не думает нарубить новых, ведь найти тропу легко, особенно после прошедшего человека. И никто не задумывался, что найти тропу всё-таки сложно. Не видя зарубок, проверить направление можно, только вскинув голову вверх. И тогда вдруг разошедшиеся высокие ели покажут тебе прямую, как стрела, полоску неба.
Стоя посреди леса можешь сколько угодно задирать голову, но узкая прямая полоса видна только с тропы. Если заходить на пещеры наобум, тропу игнорировав, то надо быть твёрдо уверенным в правоте своего пути и идти, не сворачивая. Либо наплевать на всё, и идти до конца. А идти можно долго, и совсем не туда, на площади всего в шесть квадратных километров. Это всё Инэтчэ-ми Гида, каменное копьё Уркальту. Что стережёт оно, кого ждёт? Может когда-нибудь, дождавшись своего часа, ржавое тяжёлое копьё со свистом вспорет воздух и воткнётся в чью-то грудь?
Рандеву с машиной в два часа, на дороге. Пять километров от избушки через отроги хребта. Пустяк, дойдем за часок.
Светит мартовское солнце, шестнадцать человек растянулись на подъеме. Впереди только белый снег, уходящий в голубое небо. Оно горит от солнечного света, и я, опустив голову к земле, мерно шагаю вверх. На солнце плавится снег и вера в удачу греет душу.
– Илья, смотри, люди! – выдыхает Литвин, идущий позади меня.
Я поднимаю голову. Действительно, словно из этой бездонной синевы, в солнечном сиянии вырастают согбенные под грузом фигуры. Один, два, пять…. Кто? Охотникам – поздно, туристам – тоже вроде. На исходе март, кончаются через два дня школьные каникулы. Наверное, все же ненормальные туристы с ненормальным руководителем.
Поравнялись с первыми. Пацаны, подростки. Идут-помирают.
– Далеко до ручья? – загнанно хрипит первый.
– Метров пятьсот, и будет, – отвечает Литвин.
– Да ну! – не верят встречные, и также обречено шкандыбают дальше.
Замыкает колонну наша старая знакомая Маринка Агишева. Это народ с Корфовской, мы встретились с ними в первый раз осенью прошлого года, на Биракане. Маринка – бывший геолог, в ней ещё не угас задор таёжной романтики. Оттого она набрала подростков из поселковой школы и таскается с ними по краю. В том году я и рассказал ей про Уркальту, она видно взяла информацию на заметку.
