Берег ещё оставался цветущим и прекрасным, а река постепенно становилась всё более узкой и холодной. Лесистые холмы превращались в горный заснеженный ландшафт. Прохладный ветер, сметавший с вершин гор снежинки, подавал надежду молодому барду, ехавшему на своём соловом скакуне. Пальцы юноши ловко бегали по струнам лютни, рождая всё новые мелодии, а конь сам безмятежно ступал вдоль реки Времени. Кёррин Ле Фьисс искал счастья… Искал её, ту, которой нет на этом свете, которая, благодаря завистливой и ревнивой хозяйке усадьбы Сноуфэл, умерла, оставив на память возлюбленному лишь одно соколиное пёрышко. Он помнил Сан де Мор – девушку из своих снов, оказавшуюся реальной. Долгие годы она была рядом с ним, его верным другом, птицей—соколом. Она любила его… Всегда и везде они были вместе, и даже здесь, где ход времени был заморожен, где миры пересекались в прошлом и будущем. Кёррин направлялся к прошлому, чтобы исправить некогда свершённую ошибку и разгадать тайну превращений Сан де Мор. Он пытался верить, что судьба предоставит ему второй шанс стать счастливым.
Вскоре парень свернул к показавшейся среди леса деревушке с покосившимися домиками. Там он остановился на ночь в стареньком трактирчике. Полночи ему не спалось, и он сидел в общей зале за одним из крайних столиков у стены. Огонь стоявшей на столе свечи отражался янтарным блеском в его ледяном взгляде, темные волосы переливались золотом. Он медленно доедал остатки жареного цыплёнка и потягивал из кружки горячее вино.
В трактире, конечно, было полно людей, в основном, пьяных неотёсанных деревенских мужиков, пришедших сюда отдохнуть после трудового дня: выпить либо сыграть в кости, может, повезёт. Но тут вдруг из комнаты со второго этажа спустился странный человек, одетый в тёмно-синий балахон с капюшоном. Мужчина приблизился к Кёррину и нагловатым тоном произнёс:
– Ты бард?
– Да, – тонкие губы юноши растянулись в хитроватой улыбке.
– Сыграй что-нибудь, – предложил незнакомец.
Ле Фьисс умело перекинул висевшую за спиной лютню в руки, и струны запели в унисон с его голосом:
Не ищи их следы
У предела границ,
Это были лишь сны,
Крики плачущих птиц.
Ты мечтал о беде,
О счастливой судьбе,
Соколином пере
В жизни, словно во сне.
Ты метелью был сбит
И стрелою убит,
И растаяло во тьме
Сердце воли, как снег,
В буре снежной волны,
В сетях зимней тюрьмы
Раздался вдруг крик
В тот самый миг.
Кричал твой сокол,
В небе исчезая,
Врагов он проклял,
Криком не смолкая.
И вот упал кровавый след
На белый и холодный снег,
И душу рвал кричащий свет,
За криком устремил ты бег.
Разбойники… Будь проклят снова
Их жадный нрав, жестокий стиль,
Когда одна душа надвое
Разбивается вся в пыль.
Очнувшись днём, ты дня не видел,
А ночью видел лишь её,
Наутро думал, сон похитил,
А на подушке жгло перо.
Когда протёр ты вдруг глаза,
Последовав на двор за ней,
Твоя подруга не смогла
Простить измены всей.
Хозяйка той усадьбы снежной
Натянула звонкий лук,
Бросив пару слов небрежно,
Спустила в сердце ей стрелу.
Пала в снег белою чайкой,
Рассыпав волны золотистых волос —
Видение было, виденья не стало,
Но ты поверил в блеск её слёз.
Ты ей провёл по волосам,
Кольнуло что-то по пальцам,
Ты пригляделся… Сердце жгло
Соколиное перо!
И ты уехал навсегда,
Хозяйка плакала одна,
Одна с собою в тишине,
А ты ушёл сквозь мрак теней.
Исчез ты так, как появился —
Из ниоткуда в никуда,
Среди холмов цветущих лился
Звон песен тающего льда,
По струнам бегала рука, И пела лютня, как всегда,
Струилась времени река,
Ты шёл по ней с пером в руках.
– Хорошо поёшь, – голос незнакомца прозвучал громогласно среди образовавшейся тишины.
Все заслушались песней. Но, спустя мгновение, посыпались восторженные аплодисменты.
Кёррин изобразил скромный поклон и глотнул вина.
– Называйте меня Рэйс, – представился, наконец, собеседник. – Я младший из Ветров. А ты, должно быть, кого-то ищешь в наших краях?
Молодой бард сделал ещё пару больших глотков вина.
– Да, ищу, – грустно отозвался он, – Я ищу свою ясноглазую птицу, сокола.
Рэйс взмахнул широким рукавом:
– Ступай через перевал, там будет город. Возможно, в нём найдёшь ты ответ… Удачи. И попутного тебе ветра, Кёррин Ле Фьисс!
С первыми лучами солнца юноша отправился в путь по горной тропе. К полудню он пересёк перевал, а к вечеру достиг главных городских ворот Хитсильдора. Он был здесь когда-то, точнее, ещё не был, ведь это прошлое….
Бард прошёл по рыночной площади. Торговцы уже сворачивали свой товар. Почти в самом конце последнего ряда, где торговали всякой живностью, он заметил человека, который как раз продавал каким-то двум солдатам четырёх соколов. Кёррин поспешил к ним.
– Простите, – окликнул он уже уходящих стражников.
Те двое остановились в ожидании вопроса.
– Зачем вам эти птицы? – спросил молодой приличный незнакомец с лютней за спиной.
– Приказ госпожи! – грубо ответил тот, что был повыше.
– Велено начать подготовку к соколиной охоте, – пояснил второй.
Ле Фьисс неловко потрепал своего коня по холке, которого всё это время вёл за собой, и поинтересовался:
– А позвольте узнать, кто ваша госпожа?
Второй солдат глупо улыбнулся:
– Идёмте за нами, и сами всё узнаете! К тому же, если Вы бард, сир, то развеете скуку наших Величайших господ сегодня за ужином.
– Я согласен! – парень заинтриговано подёрнул бровью и последовал за солдатами.
Старинное поместье, в котором жили эти господа, так и называлось – Дворец Сокола. Его также вполне можно было назвать охотничьим поместьем. Здесь жили охотники. Это сразу было заметно по чучелам животных, по оленьим рогам, по шкуркам, развешанным там и сям.
В доме его встретил седовласый мужчина, разодетый в бархат и драгоценности. Он-то и был отцом той самой девушки, отцом Сан де Мор. Но тогда, в прошлом, они ещё не были знакомы, и не известно, чем всё это могло закончиться, могла ли Сан умереть на этот раз, или эта встреча была для неё спасением?
За ужином Кёррин не мог отвести взгляд от девушки в шёлковом голубом платье, ворот которого украшал коричневый стоячий воротник, переходящий в шнуровку на груди. Рукава тоже были коричневыми. Они сужались к локтю и ниже расклешались, оставляя маленькие петельки без шнуровки. Всё её одеяние было расшито золотой нитью и украшено мерцанием множества рубинов. А её глаза… Её губы… О, Боги! Это была она! Но он не знал даже, с чего начать разговор, ведь она не знала его. Бард не мог позволить себе… Он боялся… Боялся разрушить вновь столь хрупкую и самую заветную мечту. Он бы, наверное, так и продолжал глупо молчать, если б хозяин поместья не попросил его спеть.
