— Моему боссу нужны особые девочки, — подслушиваю я разговор своей матери со странным незнакомцем, которого я раньше не видела в нашем частном пансионе.
— Все мои девочки особенные, ты же знаешь, Клык, — с улыбкой отвечает она ему, и я слышу страх в её голосе.
Как странно. Моя мать. Такая влиятельная, с кучей богатых друзей. Она никого не боится! Отчего же так трясётся ей голос.
— Покажи мне, — приказывает, буквально рычит он, и моя мама громко хлопает в ладоши:
— Конфетка, Мия, Леденец! Бегом ко мне! — и я вижу, как перед ними в шеренгу выстраиваются мамины знаменитые девочки.
Ни у кого таких нет: она выискивает их по всей стране, выкупает у родителей или опекунов, воспитывает, одевает, учит краситься и одеваться, правильно говорить и красиво вести беседу, и только потом предлагает для утех своим самым богатым клиентам.
Мамин пансион считается самым лучшим в городе, у мамы есть влиятельные покровители, и обычно она ничего и никого не боится.
— Вот Мия, — лебезит она перед этим странным Клыком, который стоит ко мне спиной, но даже со своего места, спрятавшись за тяжёлой бархатной портьерой, я могу разглядеть его мощный мускулистый торс, обтянутый кожаной курткой.
Он подходит к рыженькой маленькой Мие, которая стоит и улыбается ему во весь рот, и грубо срывает с неё крошечные кружевные стринги, которые она нацепила больше для декора, чем для того, чтобы прикрыть свой гладкий чуть припухлый лобок.
Мия улыбается ему прямо в лицо, не переставая жевать жвачку, а этот мужчина резко просовывает ей руку между ног, и Мия вскрикивает, но я вижу, что ей больно.
— Не пойдёт, — рычит он и, вытащив пальцы из Мии, которая тяжело дышит, словно она задыхается, согнувшись пополам, он подходит к шоколадной Конфетке. Резким грубым движением разворачивает её к себе попкой и приказывает: — Нагнись, — и наша мулаточка послушно сгибается перед ним пополам.
Я вижу, как она раздвигает перед ним свои ягодицы, выставляя напоказ свою глянцевую шоколадную выбритую киску, а мужчина засовывает в неё сложенные два пальца, проталкивает их далеко так, что Конфетка громко вскрикивает, а он уже отбрасывает её в сторону, как ненужную игрушку.
— Эта тоже полная падаль, — брезгливо морщится он, уже подходя к Леденцу.
Та стоит перед ним вся такая розова, нежная, мягкая, клиенты постарше особенно любят эту сладкую девочку.
У неё такие яркие сапфировые глаза, мягкий женственный животик и пухлые тяжёлые груди, которые она так соблазнительно сжимает своими пальчиками, танцуя перед клиентами. Она хлопает невинно своими глазищами и дует розовые пухлые губки, но этот незнакомец лишь спускает с неё кружевные трусики и просовывает в неё свои длинные пальцы.
Леденец вскрикивает, закусив нижнюю губку от неожиданности, а Клык уже брезгливо поворачивается к моей маме:
— Ты хочешь сказать, что это всё, что у тебя есть? — и моя мама уже громко хлопает в ладоши, выкрикивая:
— Мелисса, Ванда, Аюм! Быстро! — и по лестнице слышится цоканье их острых каблуков, когда они, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, бегут наверх и толпятся перед этим незнакомцем.
Он поворачивается ко мне в профиль, и я вижу, какой страшный кровавый шрам прорезает его лицо ото лба до верхней губы, рассекая её и обнажая острые зубы.
Наверное, поэтому у него такая странная кличка — Клык, думаю я про себя… Как у волка из сказки…
Но этот странный Клык просматривает всех девочек, словно выбирает помидоры в магазине: сминает их, нюхает и отшвыривает в сторону.
— Ты мне подсовываешь сплошное гнильё, — оборачивается он к моей побледневшей матери, которая буквально сжимается в комок под его огненным пылающим взглядом.
Он напоминает мне пса преисподней, который пришёл забрать причитающиеся себе души.
Я уже устала стоять в своём укрытии. Все руки и ноги затекли, зачем я вообще решила подсмотреть, что здесь происходит? Мои пальцы нервно теребят маленький медальон с сердечком, который мама подарила мне два года назад на шестнадцатилетние.
— Ты станешь самой настоящей королевой, — сказала она мне тогда. — Миллионы мужчин буду хотеть тебя. Ты сумеешь выбраться из этой грязи и взлететь высоко вверх, — протянула она мне тогда это золотое сердечко. — Ты сможешь повелевать их сердцами и желаниями.
И вот теперь цепочка неожиданно рвётся, и мой заветный медальон падает на пол! Катится и останавливается прямо у ног этого Клыка.
Я стараюсь не дышать, дыхание перехватывает от его изучающего острого взгляда. Он наклоняется и поднимает медальон с пола. Внимательно рассматривает его и прижимает к губам:
— Милена, ты прячешь от меня кого-то? — смотрит пристально на мою мать, подходит к ней совсем близко и сжимает ей горло своей огромной ручищей.
— Я тебе показала всех своих самых лучших девочек, — неуверенно пищит она, всегда такая смелая и высокомерная.
Сейчас она похожа на постаревшую торговку с рынка, в этом своём съехавшем на бок парике и размазанной тушью под глазами.
Я вижу, как она задыхается, глаза выпучиваются, а незнакомец достаёт… Нож! И с угрозой хрипит ей в лицо, приставив лезвие прямо к её лобку, обтянутому шёлковым французским платьем:
— Я сейчас выпотрошу тебя, как старую дохлую курицы, ты прекрасно знаешь меня, — и не могу спокойно смотреть на это.
Я вижу, как алеет полоска крови, когда остриё ножа вспарывает тонкую ткань, и в голове у меня гулко и пусто, руки все вспотели от липкого страха, и я выскакиваю из своего укрытия:
— Не трогайте мою маму! Это мой кулон!
— Тыковка! Нет! — читаю я ужас в глазах моей матери.
Клык поворачивается ко мне, отбрасывая мою мать как ненужную больше вещь, и подходит ко мне вплотную. От него веет тайной и ужасом.
Я смотрю на него, хотя мне очень страшно. И вижу, что вторая половина лица у него — очень красивая, я бы даже сказала, привлекательная. Мужественная, с квадратной челюстью и чувственными губами, которые так безобразно рассёк этот страшный шрам.
Он наклоняется ко мне со странной улыбкой, словно обнюхивает меня. Он почуял мой запах, мой аромат. Я чувствую это. От него пахнет смертью, безудержной силой и… желанием…
Я буквально ощущаю его своей кожей. Он так близко, что я чувствую стальной запах крови, исходящий от его ножа.
Я стою, словно парализованная его диким взглядом, и замечаю, какое жёлтое дикое пламя плещется в глубине его глаз. Неистовое, неумолимое.
Мои соски неожиданно затвердели и теперь отчётливо прорезают мою простую белую маечку. В животе становится холодно, но я чувствую, как жаркое тепло разливается у меня между ног.
И он тоже чувствует это. Я вижу это по его взгляду. Жёлтому и немигающему.
Клык, не отрывая взгляда от моего, облизывает два своих пальца и уверенно стягивает с меня фланелевые домашние шортики. Я чувствую прикосновение его пальцев к моей коже, когда он раздвигает мои половые губки и протискивает их всё глубже.
