Мамочка? Я проскользнула за закрытую дверь своей спальни.
Когда я выглянула из-за угла, моя мама начала повышать голос, указывая пальцем на стоящего перед ней мужчину:
– Нет, это не было частью плана!
Мужчина улыбнулся так, что я крепче прижала к груди свою плюшевую игрушку Паппи.
– Вы не можете указывать. Она Венари. Вам придется сбежать, и в самое ближайшее время, если вы не хотите быть пойманной.
Мама сжала в кулаке медальон на груди.
– Она… – шептала мама, слезы катились по ее щекам. – Она всего лишь ребенок, Лукан. Она… она…
– Серебряный лебедь, Элизабет. Вы должны бежать. Сейчас же, пока Гектор все не узнал.
Мама с трудом вдохнула, в то время как я отступила назад и тихо вернулась в свою кровать. Скользнув под теплое одеяло, я свернулась в клубок и прижалась к Паппи. Это был подарок на мой день рождения от близкого друга семьи, и с тех пор я спала только с ней. На ней были надеты балетки и пышное платье, а лапки поднимались, стоило потянуть за ниточки, пришитые к ним. Услышав звук открывающейся двери, я зажмурила глаза, царапая указательным пальцем глаз-пуговицу Паппи. Плюш давно износился, а веревочки, с помощью которых она поднимала лапки, порвались. Мне исполнилось семь, и я была слишком взрослой, чтобы спать с Паппи. Но я точно знала, почему этот человек здесь.
Он приходит каждую пятницу.
Я знаю, что он сделает дальше.
По комнате Мэдисон разливается едва уловимый запах крови. Рыдания сотрясают ее тело. Прижав колени к груди, она зажмуривает глаза, тщетно пытаясь отогнать воспоминания, преследовавшие ее каждую ночь. Так, словно она оказалась одна на темной, сырой, пустынной дороге, не имея возможности освободиться от того, что ее тяготило.
– Это часть тебя, Лебедь.
Голос, нарушивший тишину, заставил ее тело покрыться мурашками. Внезапно все вокруг изменилось, так, словно она смотрела на саму себя со стороны.
– Нет!
Мэдисон металась в его руках, пытаясь освободить запястья от крепкой хватки.
– Ш-ш-ш, Лебедь, ты себе не принадлежишь.
– Что? – Мэдисон ахнула, слезы потекли по ее щекам. – Что это значит?
Рука, сжимавшая запястья, переместилась к ее волосам и слегка потянула их вниз.
– Пожалуйста, не надо. Не сегодня, – умоляла Мэдисон, ее горло сдавливало от боли и унижения.
– Тебе лучше привыкнуть к этому, Лебедь. Это только начало.
– Но я маленькая.
– Это лучше, чем быть мертвой.
Затем он сорвал с нее штаны и швырнул их в угол комнаты. Она закрыла глаза и мечтала о другом дне, о том прекрасном дне, когда секреты их семьи не будут приходить в ее спальню вечером каждой пятницы. «Черная пятница» – так называла это Мэдисон. Она боялась его, презирала его и однажды надеялась пустить ему пулю между глаз. В первый раз он лишил ее девственности. И Мэдисон знала, что кровь, стекающая по ее невинным бедрам, не прольется без возмездия.
– Мэдисон? Ты уверена, что хочешь сбежать? – спрашивает Татум, глядя на меня с водительского кресла.
– Да, – отвечаю я, глядя в окно. – Я больше не могу находиться с ними рядом, Татум.
Она продолжает пристально посматривать на меня, выезжая на шоссе.
– Хочешь поговорить о том, что случилось?
Я включаю радио, надеясь заглушить ее вопросы. Начинает играть «Stupid Love» Джейсона Деруло.
– Поняла, не будем об этом, – бормочет Татум, переключая внимание на дорогу.
Я закрываю глаза и концентрируюсь на музыке. К черту любовь. К черту любые чувства, похожие на любовь. Единственный человек, который должен был безоговорочно меня любить, тоже оказался предателем. О чем это говорит? Я что, настолько непривлекательна? Или все они думают, что я не заслуживаю знать правду? Честно говоря, оба эти варианта – дерьмо.
Песня заканчивается, и я выключаю радио, понимая, что это Татум ни в чем не виновата.
– Ты не обязана сбегать со мной, Тат, но я не могу оставаться здесь, с ними, после всей этой лжи.
Она вздыхает.
– Мэди, я не оставлю тебя. Я знаю, что наша дружба развивалась очень быстро, но… У меня никогда раньше не было друзей, и мне немного… – ее лицо краснеет, прежде чем она поворачивается в мою сторону, – одиноко. Так что я тебя не брошу.
– Но ты понимаешь, что нам придется отказаться от всех кредитных карт? – напоминаю я, наблюдая за ее реакцией.
Пару секунд она обдумывает мои слова, но затем улыбка снова появляется на ее лице.
– Да, Мэди. Считай, что их уже нет.
– Серьезно? – спрашиваю я, изогнув бровь.
– Ага. – Она кивает, и я почти ей верю. Но затем она невзначай добавляет: – Сразу после того, как я сниму несколько тысяч наличкой.
Смеясь, я качаю головой и снова включаю музыку. Что, черт возьми, мы собираемся делать?
– Итак, – начинает Татум, поправляя волосы одной рукой и одновременно держась за руль другой. – Нам нужно быстро вернуться к тебе домой и собрать все нужные вещи.
– Ты шутишь? – спрашиваю я, в ужасе от перспективы оказаться дома. – Нет, Тат, я не хочу туда идти.
Она смотрит на меня.
– Разве у тебя есть варианты, Мэди? Нам нужны паспорта и все остальное!
– Хорошо, – шепчу я и откидываюсь на сиденье, обдумывая решение. – Слушай, это, конечно, выстрел вслепую, но я обещаю, что если ничего не получится, то мы поедем ко мне домой и заберем все нужные вещи.
Татум вздыхает.
– Так, и куда мы едем?
Я сглатываю.
– В Риверсайд. В библиотеку.
Подъехав к школе, Татум паркует машину перед входом и поворачивается ко мне.
– Ты уверена, что это хорошая идея?
– Эм… – ищу подходящее слово, но безуспешно. – Нет.
Толкнув дверь, я выхожу из машины одновременно с Татум.
– Как хорошо, что я надела спортивную обувь.
Обойдя машину, она встает рядом со мной.
Я опускаю взгляд на ее ноги.
– Это не кроссовки, Татум.
Направляясь к школе, мы прокрадываемся мимо классов для девочек, нагибаясь под окнами, и пробираемся мимо бассейна прямо к библиотеке, расположенной за спортзалом. Когда мы оказываемся у входа для студентов, я прикладываю свой ученический пропуск, и дверь открывается. Внутри довольно тихо, несколько студентов слоняются между стелажами, но никто не обращает на нас внимания. Грохот захлопнувшейся двери нарушает характерную для школьной библиотеки гробовую тишину.
