Дверь я не запирал никогда. Глупое это дело, запирать двери на Золотой Свалке. Еще украдут что-нибудь. Или прирежут во сне. А с незапертой как-то спокойней – кому нужен абсолютно доступный дом? И вот в эту дверь кто-то негромко постучал. Что было весьма странно: мои друзья не имели привычки стучаться в двери, а мои враги – тем более.
– Кто там? – сердито поинтересовался я, снимая старенький металлический чайник с плиты.
– Это я, – голос был женским и каким-то… необычным что ли, – у меня к вам дело!
– Ну заходите, показывайте, – разрешил я и в ожидании уставился на дверь.
В проеме возникла высокая фигура, с головы до пят закутанная в темный плащ.
– Добрый вечер, красавица, – иронически поздоровался я, хотя какой вечер – на часах уже ноль – и какая красавица – даже лица не видно.
Из—под плаща послышался короткий смешок.
– Вы с ним близко не были знакомы. На самом деле он мелочен, нуден и ужасно сварлив.
– Кто? – опешил я.
– Вечер, – пояснила Незнакомка и плавно скользнула к одинокой табуретке у стола, – чаем угостите?
– Может быть, – ответил я. Не нравятся мне незнакомки, столь вольготно чувствующие себя в моем доме, – а у вас лицо есть? Или вы – сплошной плащ?
– Лицо у меня есть, – улыбнувшись, подтвердила гостья и откинула плащ, роняя его на пол. Падая, он совершенно неожиданно стал терять четкие очертания, сгустился небольшим темным облачком и неторопливо улегся у ног под столом. Ведать не ведаю, как должны выглядеть плащи, обученные подобным превращениям, но этот выглядел явно обиженным.
А вот его Хозяйка наоборот улыбалась. У нее была красивая, но очень странная внешность: темные и желтые волосы. Не темно—желтые, а именно и темные, и желтые. Через раз. Описать это очень трудно – слишком много букв затратишь, «глядеть нада», как говорит Крынза, мой единственный настоящий друг.
Темные и желтые волосы, смуглая кожа, широкие скулы, нос слегка горбинкой и невероятно желтые глаза. Опишешь на бумаге – монстр какой-то, но выглядело это вос – хи – ти – тельно!
Пока я рассматривал… да что там – пялился на Незнакомку, она оглядела мое убогое жилище и, обернувшись, сказала:
– А у вас тут не очень-то уютно.
– Ну да, – согласился я и машинально взглянул на часы. Стрелки по—прежнему указывали на ноль. Потом я, наконец, опомнился, налил в большую алюминиевую кружку чай и поставил ее перед гостьей. Плащ—облачко тут же вынырнул из—под стола и настороженно завис над кружкой.
– Брысь! – цыкнула на него Хозяйка, пригубила чай и чуть прикрыла глаза от удовольствия.
– Ох, – она бросила на меня лукавый взгляд, – сто лет чай не пила. Но у меня действительно важное дело. Видите ли, у меня кое—что пропало. Кое—что очень ценное для меня.
– Пропало? А причем тут я?
– Я объясню, – пообещала гостья, но объяснять не спешила, пила себе небольшими глотками чай из кружки и наслаждалась.
– Можно вас попросить выйти и взглянуть на небо? – наконец спросила она, сделав последний глоток.
Подозрительно покосившись на Незнакомку, я подошел к двери и, распахнув ее, посмотрел на небо. Вроде всё, как обычно. Темень, звезды, небольшие облака, фонарь над домом бабки Марфы. И все—таки… все—таки чего-то не хватало.
– Пакс, ты здесь? – окликнул я кота.
– Мя, – лениво раздалось с крыши. Не отвлекай, мол, делом занят – отдыхаю.
Я повернулся к Незнакомке.
– Не заметили? – вздохнула она, – а ведь могли бы….В небе нет Луны. Она пропала ровно сорок минут назад.
Я снова взглянул на часы: стрелки застыли на нуле.
– Вы кто? – повернулся я к гостье.
– Я – Ночь, – ответила она.
Давно со мной не кокетничали женщины! Уже и забыл, как играют в эту увлекательную игру, но – чем звезды не шутят! – а вдруг еще не совсем…
– Ночь? – я сделал удивленное лицо и, нарочито запинаясь, пробормотал. – Вам же ты… ми… сколько ж вам лет?!!
– Ну, с тех пор, как Папа нас создал, прошло,… – она лукаво улыбнулась, – довольно много времени.
– А выглядите примерно на тридцать, – соврал я. Выглядела она явно моложе.
– Смотрите, не влюбитесь. А то случится тоже, что с Адамом. И придется Папе сочинять еще одну историю про яблоки. Знаете, – на лицо загадочной гостьи набежала легкая тень, – я так давно не была женщиной. И это безумно приятно снова побыть человеком. Но у меня очень мало времени. И очень большие проблемы.
В чудеса не верят те, в ком нет магических способностей. Они называют себя прагматиками, а мир делят на атомы, километры и биты. Они уверены в себе, но их жалко, как жалко слепого, не умеющего различать цвета. Мир для него сер и создан лишь из звуков, а выдумки про цвета – сказки для романтиков.
Те, в ком спят способности Мага, в чудеса не верить не могут. Иногда хотели бы – ведь мир вокруг кажется таким рациональным, а прагматики так снисходительны и ироничны – но не могут. Они глотают никчемные газетные гороскопы, слушают байки про НЛО, зачитываются Толкиеном и Фраем, до утра режутся в компьютерные игры за эльфов и хоббитов, и в глубине их душ тлеет почти незаметный огонек надежды на чудо.
Ил читала, сидя в кресле – темный халат, тапочки на босу ногу, волосы собраны в длинный хвост, в руке пластмассовый стакан с семечками. Очередная глава книги стремительно проносилась мимо нее, оставляя запах гари от выстрелов бластера, благодарные вздохи спасенной принцессы и рёв раненного гигантского дракона. Сняв очки, Ил потерла усталые глаза, и вдруг дужка очков в ее руке неожиданно хрустнула и отломилась. Выстрелы тут же умолкли, принцесса замерла, не успев броситься герою на шею, и даже дракон прекратил реветь, недоуменно оглядываясь, куда же подевалась свидетельница последних минут его жизни.
– Ну вот, Матрёна какая! – рассердилась на себя Ил и отложила книгу.
– Вообще-то очки вам совсем не нужны, – раздался за ее спиной чей-то приятный тенор, – если вы захотите, то можете замечательно видеть и без них.
