Где, есть злость, под ней
всегда скрывается боль.
Экхарт Толле
Я стояла, дымила на балконе с бокалом вина в руке. Мои мысли летали где-то далеко, и мне даже начало казаться, что я получаю удовольствие от сигарет, когда я услышала сзади чьи-то шаги. Я же хотела побыть одна – специально ушла от шумной тусовки и начинавшейся вакханалии!
– Привет, – я вздрогнула и обернулась. Рядом со мной стоял Кирилл.
– Ну, привет, – пробормотала я и снова затянулась. Он тоже достал зажигалку и закурил. Около минуты мы простояли в тишине.
– Какая эта сигарета по счёту? – спросил он, нарушив молчание. Я пожала плечами. Седьмая или десятая – какая разница?
– Как давно куришь?
– Месяц и девять дней, – я помнила точную дату: двадцать восьмое декабря, спустя шестнадцать дней после смерти моей сестры.
– Тогда у тебя вряд ли могла начаться зависимость, чтобы ты так часто курила.
Он был прав. Никакой зависимости у меня не было, как бы я не пыталась доказать обратное. Многим сигареты приносят удовольствие. Мне они тоже помогают расслабиться: когда курю, мне всегда лезут в голову какие-то мысли, спокойные и размеренные.
Я затянулась ещё раз и выпустила ядовитый дым через рот.
Хотя бывает, что курение вызывает у меня даже неприязнь, но от этого я курю только ещё больше. Возможно, мне реально нравится заниматься мазохизмом. А вообще, маленькая неприязнь к сигаретам может быть семейной. Моя сестра тоже пробовала курить в классе седьмом, причём не сказав об этом мне, и её не затянуло. Курила она, правда, всего несколько раз: пять, семь или десять – она сама не помнила. Но вот подруге, которая курила вместе с ней, бросить было очень тяжело. Мой отец тоже пробовал курить лет в восемнадцать, его тогда стошнило. Мне с этим повезло больше: сигареты не приносят удовольствия, но и отвращение вызывают крайне редко.
– Ты столько куришь, чтобы она появилась? – в его голосе слышалась доля иронии, хотя он опять попал в точку и снова прервал мои размышления. И когда он, вообще, свалит?! Неужели не видно, что я хочу побыть одна?! – Почему ты куришь? Ты ведь знаешь, что курение убивает и бла-бла-бла?
Пф, конечно, знаю. За кого он меня принимает? Я знаю и про рак лёгких, и про вероятность инсультов и инфарктов, и про многое другое. Не вчера родилась. Всё это очень красочно описано в Интернете.
– Чтобы умереть, – сказала я своим самым серьёзным голосом, но увидев, как вытянулось его лицо, прыснула от смеха. Вообще, мне не было смешно. Это был нервный смех, у меня такое временами случается. Глупо получилось: ещё примет меня за дуру, хотя, если честно, мне всё равно. И я сказала ему правду: мне реально не хочется жить. Я даже думала выпрыгнуть из окна, но нежелание причинить боль родителям и друзьям остановила меня, и ещё страх: страшновато лишать жизни себя самой и как-то неправильно, непривычно, что ли. Хотя я очень много думала о суициде: всего один шаг, несколько секунд в полёте, и я разобьюсь в лепёшку, мозги растекутся по асфальту – в общем, не самая приятная картина, но зато быстро и почти безболезненно. Возможно, если бы я напилась в хлам, у меня было бы больше безрассудства, и я бы выпрыгнула…
Я сделала ещё один глоток из бокала. На вкус вино было не очень, но зато через несколько секунд оно приятным теплом разлилось у меня в желудке, придав мне больше уверенности.
– Медленно, но верно я иду к смерти, – я криво улыбнулась, мог бы глаза так не таращить. Он открыл рот, желая что-то сказать, но передумал. Видно, чувство такта взяло наконец верх, и он опять затянулся. Смешно слушать о вреде курения от курильщика. – А ты сам почему куришь?
– Я бросаю. Пять лет назад, когда мне тринадцать было, по глупости начал.
– И сколько лет ты бросаешь?
– Уже почти полтора года.
– Ну и как? Результат есть? – интересно: а он почувствовал иронию в моём голосе?
– Меньше стал курить, и медленно, но верно я иду к жизни, – он усмехнулся, плагиатор несчастный. – А почему ты хочешь умереть? – я вздохнула. Насчёт чувства такта я поторопилась: по ходу, у Кирилла его вообще не было.
– Многие считают, что можно делать, что хочешь, и пробовать всё в своей жизни, начиная с сигарет и алкоголя и заканчивая наркотиками, потому что что бы мы ни делали, мы всё равно умрём. Как там? Кури – умрёшь, пей – умрёшь, люби – умрёшь. Делай, что хочешь, всё равно умрёшь.
– Но ты ведь так не считаешь? – и он опять попал в точку.
– Мы все когда-то умрём, всё зависит только от того когда и как. Можно в двадцать пять умереть от ломки или от передозировки наркотиками, а можно в восемьдесят – в окружении внуков.
– Ты что выберешь?
– Конечно, первое, – я усмехнулась. Когда же он со своими дурацкими вопросами свалит?! Я хочу побыть одна!
– Не верю, чтобы ты пробовала наркотики.
– Я их и не пробовала, – всё-таки мне не хотелось выглядеть в его глазах наркоманкой. Я думала о наркотиках, но я не знаю, как я себя поведу, если приму их. Я хочу навредить только себе, и я боюсь нанести вред окружающим, поэтому и с вином стараюсь не перебарщивать.
Я сделала ещё одну затяжку и посмотрела, как дым через приоткрытое окно попадает на улицу и исчезает среди танцующих снежинок. На улице, наверно, было очень холодно, но так как балкон был застеклён, этого не чувствовалось.
– Красивый вид, да? – спросил Кирилл, но я ничего не ответила, чтобы он понял, что пора оставить меня в покое. Хотя вид на ночной город и правда был красивым: вдалеке виднелись огни высоток, а над ними – синее небо со звёздами. Мы с сестрой любили подолгу стоять на балконе и любоваться ночью, вдыхать её особый запах…
– Смотри: звезда падает! Будешь загадывать желание?
– Конечно, нет! – я фыркнула. – Звезда – это всего лишь газовый шар, излучающий свет; каменное тело, которое, падая, сгорает в атмосфере, – мне очень хотелось его обломать, хотелось сказать что-то грубое и резкое, чтобы он, наконец, отвалил. После смерти сестры я часто (практически всегда) бываю злой, и от той доброй, милой отличницы не осталось ни следа, ну почти. Я стала агрессивной, и мне это нравится. Обычно у меня только два состояния: либо я злая на весь мир, и мне хочется всех убить, либо мне на всё пофиг. Кстати, пофигизм пугает меня сильнее, и иногда он появляется неожиданно: я понимаю, что в некоторых ситуациях мне должно быть неприятно, а мне всё равно. Хотя бывает, что я, наоборот, радуюсь равнодушию или мне его даже не хватает.
