1
Фомин громко и протяжно зевнул и лишь после этого приоткрыл сначала левый глаз, а через минуту и правый. Он лениво потянулся, и в ногах что-то защелкало-захрустело. Раненько, но почему-то ему захотелось пофилософствовать. Он пошлепал правой ладонью по постели: увы, не с кем. Он был один-одинёшенек. Почти один. Почему? А дело в том, что из кухни доносились громыхания посуды. Ему все равно стало чуть-чуть грустно. Он снова потянулся, потом оторвал голову от подушки, слегка приподнялся, потянулся к будильнику, стоявшему на тумбочке, взял и удовлетворенно вслух хмыкнул.
– Ничего себе! Как говорится, храпанул так храпанул, – и ворчливо добавил. – Могла бы и разбудить. Не переломилась бы, поди.
Он, спустив босые ступни на ворсистый ковер, сел и кровать жалобно пискнула.
– Пищит, но терпит, – самодовольно пробурчал он.
Глянул в окно. Сквозь двойные шторы пробивалось солнце, возвещая ему, что на дворе отличная погода. Значит, что? А то, что у него нет и не может быть никаких причин для дурного расположения духа на весь его законный выходной.
Он, закинув ручищи за голову, вновь потянулся. Потянулся сильно. Потянулся так, что кровать теперь уже серьезно стала жаловаться на тяготы собственного бытия.
Он, наклонившись, достал из-под тумбочки гантели, встал с кровати, которая тотчас же облегченно выдохнула, и начал бросать вверх десятикилограммовые гантелины. Раньше у него была небольшая штанга, но с возрастом, почувствовав некоторый дискомфорт, поменял на более щадящий спортивный снаряд. Сделать это ему удалось не сразу. Пришлось походить в магазин «Спортивные товары», что находится напротив гастронома «Центральный», а справа, на противоположной стороне улицы Луначарского, модерновое здание – бывшая гостиница «Исеть». Молодые продавщицы, слушая его требования, только улыбались: сколько они помнят, в продаже никогда не было десятикилограммовых гантелей – от силы на пять килограммов. Фомин же продолжал ходить и настаивать. В конце концов, продавцы сжалились: они созвонились с заводом-изготовителем и попросили специально прислать в адрес их магазина требуемые клиентом со странностями гантели. Прислали. Теперь – они у него. И он рад. Потому что, по его мнению, заниматься по утрам зарядкой с легковесными спортивными снарядами – это сущее баловство, занятие, предназначенное для отвода глаз.
Минуты через две спиной почувствовал присутствие в комнате Галинки, которую он еще называл Галчонком. Но сделал вид, что ее явление осталось для него незамеченным, поэтому продолжал делать упражнения с еще большим усердием.
Жена, понаблюдав за мужем с минуту, вздохнув, сочувственно сказала:
– Пора бы, любезный, и уменьшить нагрузки. Не молод.
Фомин, не обернувшись, не переставая заниматься упражнениями (теперь он приседал, держа гантели впереди и на вытянутых руках), поприветствовал:
– Доброе утро, родная!
Жене не понравилось, что муж проигнорировал ее сочувствие.
– Слышал, что я сказала?
– Слышал-слышал, – без каких-либо интонаций ответил муж.
– Ну, и?..
– Рано расслабляться.
– Не молод, – тверже прежнего повторила жена.
– Но и не стар, – возразил муж. Он положил назад, под тумбочку гантели, выпрямился, устроил на пояснице руки и приготовился к бегу на месте. Только потом добавил. – Как говорит Карлсон, мужчина – в самом расцвете сил.
Жена усмехнулась.
– Ну-ну… Кстати, муженек: не собираешься ли тут еще и прыгать?
– А что?
– Пожалей тех, кто под нами, медведь! Перекрытие ведь не выдержит.
Фомин ухмыльнулся.
– Я легонько… Я как птичка, – начав бег на месте, спросил. – Сын где?
– Там, где положено.
– А поточнее?
– Забыл, всё уже забыл, – покачав головой, сказала жена. И с укором добавила. – С этими командировками…
– И все же, Галчонок… Хочу знать, где мой сын?
– У него – спортивная секция. С десяти до двенадцати. По воскресеньям.
– Ах, да… забыл…
– Конечно! В голове-то – одни бандиты… Не до сына, – обиженно заметила жена.
Фомин, тоже обидевшись, спросил:
– Как это «не до сына»?! О ком же тогда мой самый первый сегодняшний вопрос? О нем, о сынуле!
– А дочь, выходит, вне сферы твоих интересов? – опять же, обиженно поджав губы, прицепилась жена.
Он прекратил бег, подошел к стоявшей в проеме двери жене, притянул к себе, чмокнул в щечку и ласково сказал:
– Мне оба одинаково дороги.
– А я?
– Ты – тем более. Ты же мать этих очаровательных сорванцов, которых застать дома невозможно.
– Почаще твоего-то.
Муж хмыкнул. И прошел в ванну, оставив укол жены без ответа. Он понимает, что это не со зла, а, скорее, по привычке.
Жена вернулась на кухню.
Муж, умываясь, крикнул из ванной:
– Что у нас на завтрак, Галчонок?
– Твои любимые блинчики, – ответила жена.
Последовал уточняющий вопрос мужа:
– С творогом?
– А то с чем же?
– Соскучился…
– По семье или по блинчикам? – поддела жена.
– И по семье и по блинчикам.
– Утешил!
2
Полковник юстиции Коротаев, несмотря на воскресный день, пришел-таки в ИВС городского управления внутренних дел. Пришел, чтобы встретиться с задержанным Шиловым. Мог и не приходить. Но счел нужным все-таки прийти и познакомиться. Клиент, судя по всему, не на час.
Следователя встретил дежурный офицер. Сопровождаемый офицером, Коротаев поднялся на третий этаж, где была комната для допросов. Поднялся с трудом. Потому что страдал одышкой. На площадке третьего этажа сделал «перекур», чтобы прийти в норму. Потом повернул направо. У одной из дверей его поджидал дежурный офицер. Он предупредительно открыл перед следователем дверь комнаты.
– Пожалуйста, Иван Емельянович.
– Благодарю.
Следователь вошел. Оглядевшись, прошел к единственному небольшому и весьма древнему столику. В комнате находился надзиратель и довольно крупный мужчина в наручниках. Мужчина сидел, не поднимая глаз и ни на что не реагируя.
Следователь присел.
– Здравствуйте, гражданин Шилов.
– Ну… вишь ты… сразу и «гражданин», – недовольно пробурчал тот, но головы так и не поднял.
Следователь напомнил:
– Я с вами поздоровался, не так ли?
– А… пошел ты!..
– Не понял?
– Поймешь, вишь ты, когда сдохнешь.
– Если так, – следователь неожиданно хряпнул кулаком по столу и рявкнул. – Сидеть, как положено!
Шилов от неожиданности вздрогнул. Тотчас же выпрямился, подобрался и впервые посмотрел на следователя. К столь резкому переходу он оказался не готов.
