Она жила в мансардном этаже. Через большое окно можно было выйти на пологую крышу и с высоты смотреть на засыпающий или просыпающийся Париж. На Париж с высоты крыш, с высоты небес, с высоты птичьего полета, с высоты сновидений. Видений нереального, несуществующего. Нет, существующего лишь для одного человека. В мыслях одного человека. В недосягаемых далях. В области чувств и предчувствий. Там, куда мы не пускаем никого и даже самих себя.
Она делала шаг из повседневности в небо и с замирающим сердцем наблюдала за удивительными превращениями, происходящими вокруг. Превращения начинались в ее душе, в ее сознании. Выплескивались невидимыми волнами восторга, делая тело невесомым, уносили груз проблем, забот, ненужных мыслей и подталкивали туда, где властвуют законы притяжения к чуду.
– Я снова во власти видений, – шептала она, усаживаясь на краю крыши. – Власть видений, сновидение. Но я не сплю. Я вижу все наяву. Просто все, что со мной происходит, невозможно объяснить простым человеческим языком. Его понимают облака, плывущие в небыль, птицы, поющие гимн заре, ветер, шагающий по городам и странам, небо, распростершее свои объятия, звезды, рассыпанные над головой, сердце, замирающее от тихого голоса, похожего на легкое прикосновение теплых солнечных лучей. Чей это голос?
– Это голос тысячи ночей, прошедших в долине сновидений, – звучало в ответ.
– В долине сновидений над крышами Парижа, – улыбалась она…
Маленькую квартирку на окраине Парижа Катрин нашла сразу. И сразу поняла, что ничего другого не нужно. Зеленый дворик со множеством пестрых клумб был похож на оазис. Здесь царила атмосфера загадочного магнетизма. Хотелось замереть, стать одной из кариатид, поддерживающих фронтон дома, и увидеть то, что видели люди, жившие здесь несколько столетий назад. Узнать, какие сны, видения, сновидения здесь зарождались? Кого они нежили, баюкали и увлекали за собой? Могли ли они перемещаться в пространстве?
– Кат-рин, Ка-т-ри-н-н-н… – зазвенело в пространстве, едва она перешагнула порог. Словно именно ее ждали хрустальные подвески на старинной люстре, потемневшее от времени зеркало в бронзовом окладе, скрипучие стулья, обтянутые лоснящимся от времени бархатом и распахнутое на крышу окно – полудверь в небо.
– Моя бабушка была невысокого роста, – пояснила хозяйка мадам Ванесса – элегантная невысока дама преклонных лет. Она смерила Катрин оценивающим взглядом и, покачав головой, сказала:
– Вам, милая моя, придется привыкать к нашей двери-полудвери.
– Полусфере, – послышалось Катрин и подумалось, что где-то должна быть вторая часть этой полусферы, чтобы получилась сфера, круг. А вдруг?
Катрин вздрогнула. Это «а вдруг?» – прозвучало в сознании, как призыв, как предчувствие, как неизбежность грядущих изменений.
– После смерти бабушки мы здесь ничего не меняли, – сказала мадам Ванесса, проведя рукой по спинке старинного кресла. – Когда я прихожу в эту комнату, мне кажется, что я вновь попадаю в свое детство, в свои несбывшиеся мечты.
Она опустилась в кресло и загадочно улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались от ее глаз, сделав лицо удивительно юным.
– А ведь ей лет семьдесят, – подумала Катрин и тут же спохватилась: – Возраст – это состояние души, а не тела. Мадам Ванесса запросто может оказаться моложе меня. В свои тридцать, я ощущаю себя столетней старухой. Я измучена, утомлена, раздражена до предела. Я готова взорваться от недружелюбного взгляда или грубого слова. Мне просто необходимо запереться в этой старинной квартире и забыть обо всем. Мне нужно восстановить свои силы, потому что я обессилела.
– Знаете, – продолжая загадочно улыбаться, проговорила мадам Ванесса, – когда мне становилось невыносимо, когда я уставала плыть против течения, я приходила сюда и…
Она поднялась, взяла Катрин за руку и вывела на крышу через окно – полудверь, полусферу.
Солнце брызнуло в глаза Катрин каплями охры. Порыв ветра растрепал волосы, а открывшееся пространство ошеломило духом свободы. Границы стерлись, уступив место безбрежию чуть дрожащему на горизонте миражом Эйфелевой башни.
– Я прибегала сюда и вдыхала воздух свободы, забыв про Париж, про друзей и врагов. Здесь я забывала про все на свете, – улыбнулась мадам Ванесса. – Мне становилось легко и радостно. Душа пела. Сердце стучало так, как оно должно стучать, а мысли… – она посмотрела по сторонам и прошептала:
– Здесь на крыше порой приходят такие удивительные мысли, похожие наставшие реальными сновидения, чужие сновидения, которые посчастливилось увидеть мне. Почему именно мне? Не знаю. Может быть, и вам посчастливится увидеть здесь видения, если конечно, вы решите остаться.
Мадам Ванесса скрестила на груди руки и подмигнула Катрин:
– Вы, наверное, решили, что у старушки не все в порядке с головой?
– Нет, что вы! – воскликнула Катрин. – Я так очарована этим местом и вашими словами, что ни минуты не сомневаясь, скажу вам: «Я согласна остаться здесь. Мне просто необходимо здесь остаться, чтобы…»
– Сбежать от действительности, – закончила за нее мадам Ванесса.
– Да, – подтвердила Катрин.
– Позвольте пожать вашу руку и посоветовать вам быть послушной, – взяв ее руку в свои теплые мягкие руки, сказала мадам Ванесса. – Порой нам всем не достает простого послушания и терпения. Будьте терпеливы, деточка, и получите вознаграждение. Какое? Не знаю. Я не смогла выполнить всех требований времени. Я слишком спешила, не зная куда и зачем, – она усмехнулась. – Сейчас мои слова могут показаться вам непонятными, даже странными, но со временем вы все-все поймете.
Она отпустила руку Катрин, словно выпустила на волю птичку и шепнула:
– Хорошо, что вы умеете слушать и не задаете никаких вопросов. Вы мне нравитесь. Думаю, мы станем добрыми друзьями.
Катрин осталась. Десять дней она не выходила из дома. Она устроилась на крыше и наслаждалась свободой и ничегонеделаньем. Ее друзьями были птицы, солнце, ветер, звезды, месяц, черные тучи и белые облака. Почувствовав себя безумно счастливой, Катрин выпорхнула в привычный мир. Ее больше не раздражала суета, мчащиеся автомобили, спешащие люди, удивленно-восхищенные туристы, заполняющие улицы. Все это теперь существовало само по себе, не затягивало Катрин в водоворот безысходности. Она знала, что все, происходящее вокруг, временное явление – мираж. Мираж Эйфелевой башни, исчезающий в тот самый миг, когда она считает его лишним.
