1
– Пап, тебя надолго… – Марина перехватила взгляд отца и осеклась. – Ты надолго приехал?
Этот вопрос мучил ее со вчерашнего утра, с того самого момента, как она услышала в трубке телефона внутренней связи короткое отцовское: «Завтра встречай». Отец заезжал раз в год на час-два, обычно в начале зимы, когда отпускали, тем неожиданней был его приезд сейчас – в разгар лета. Там, наверняка, основные работы – сенокос, уборочная или что-то вроде того, о чем отец никогда не говорил, да и городские жители не очень-то этим интересовались. Поэтому столь несвоевременный визит Марину больше напугал, чем обрадовал.
– Да уж спрашивала бы напрямую, – улыбнулся отец, – насколько выпустили. Сутки дали.
– Что случилось? – Марина невольно перешла на шепот, покосилась на телефон и, на всякий случай, накрыла его кухонным полотенцем, которым только что смахивала со стола невидимые крошки.
– Срок загородной реабилитации заканчивается, – усмехнулся отец. – Можешь поздравить: срезали немного. Встал на путь исправления. Дали сутки вольницы, чтобы городскую социализацию пройти.
– По обязательной программе? – уточнила Марина.
– Ну а по какой же?! C моей статьей только обязательная. Так что надо будет срочно у домоуправа отметиться.
– Он с десяти принимает, – Марина выдохнула с некоторым облегчением. Отец, вроде, в самом деле переменился. – Есть еще время.
Она зачем-то подошла к окну и выглянула на улицу. Ничего странного или подозрительного Марина не заметила: у подъезда никто не околачивался, прохожих по нынешней жаре, а пекло этим летом, на удивление, вторую неделю и с раннего утра, было мало, да и те не шли, а почти бежали, чтобы как можно скорей миновать этот прожигаемый солнцем голый участок проспекта. Марину слегка смутила пара работяг в синих спецовках на крыше соседнего дома. Ей показалось, что они слишком долго курят, да еще и поглядывают в их сторону. Но когда увидела, что один из них, обвязанный веревкой, стал спускаться по стене, успокоилась. На уровне пятого этажа висела поблекшая кумачовая растяжка «Обеспечим самостоятельность!». На последнем квартальном собрании Марина сама вместе с остальными квартировладельцами голосовала за то, чтобы поменять этот лозунг дня, продержавшийся больше года, на более актуальный. Тогда много спорили. Вариантов было несколько: домоуправ предлагал, нажимая на то, что там рекомендовано, «Россия – вперед!», кто-то из активистов – со ссылкой на международное положение – подкинул «Вместе победим!», но остановились на «Вместе мы – сила!» Почти месяц ушел на утверждение этого варианта в районе: там следили, чтобы наглядная агитация в кварталах не дублировалась. Потом еще месяц – как положено по закону о равной конкуренции – на конкурсные процедуры. И вот наконец-то – собрание было еще по весне – напротив должен появиться новый ободряющий призыв.
– Вместе мы – сила! – прошептала Марина себе, а для отца погромче добавила: – Меняется жизнь.
Чай пили молча. Хотя Марина и повторила несколько раз, что берет только краснодарский первого сорта, выращенный в рамках программы самодостаточности, отец на это никак не откликнулся. Помешивал хлипкий желтоватый настой, вылавливал ложкой кусочки веток, сплевывал в ладонь заварку.
– Сережа когда придет? – наконец спросил он.
– Лагерь до четырех, – ответила Марина.
Отец как-то странно посмотрел на нее:
– Какой класс?
– Третий закончили, пап. Четвертый считай. Забыл?
– А лагерь – это что, обязательно? В прошлом году, вроде, такого не было?
– С этого года ввели. Летний воспитательный курс называется, – Марина почувствовала себя виноватой, словно отец упрекнул ее в том, что она не занимается ребенком. – Это необязательно, но управление образования рекомендовало. Тем более, все бесплатно. Их там и кормят, и развлекают, и книжки читают, поделки всякие. Ты же помнишь, в наше время такого не было.
– В ваше время много чего не было, – подхватил отец. – А уж в наше…
– Пап, только не начинай! – Марина ударила по столу ладонью. – Я прошу.
– Домоуправление там же? – отец отодвинул кружку с недопитым чаем и встал из-за стола.
2
– Василий Петрович, значит? Иванов? – домоуправ, крепкий мужик в зеленом форменном пиджаке с капитанскими погонами, сверял паспортные данные с записями в домовой книге, иногда поглядывая на черный экран роснановского планшета: тот был безнадежно мертв. – Значит, к дочери вселяетесь?
– А вы в базу зайдите, – Василий Петрович кивнул на планшет. – Письмо еще позавчера отправляли, сегодня точно должно быть.
– А это уже не ваше дело, гражданин Иванов, – оскорбился домоуправ, – указывать мне, куда заглядывать. И загляну, если нужно будет. С вашей-то 201 бис 4 помалкивали бы, пока снова на реабилитацию не отправили.
Василий Петрович только улыбнулся: статья хоть и из категории тяжких, но все же бис не семерка и уж тем более не десятка, по которым загородная реабилитация могла и до самой смерти затянуться где-нибудь у китайской границы или арктического побережья. По его четверке, если не было отягчающих, судья обычно накидывал от пяти до семи лет реабилитационных баз в тысяче километров от Возрожденной Столицы, которой десятилетие назад назначили город Владимир. А там – при хорошем поведении, и главное, при прохождении полного курса физического и духовного очищения, можно было рассчитывать и на досрочную социализацию, а потом и на полную вольницу с испытательным сроком. Правда, сама новая столица была для таких, как Василий Петрович, закрыта, старая, впрочем тоже, а вот вторая – в силу ее приграничного положения – реабилитантов, прошедших все этапы социализации, пока еще принимала.
– Сколько уже реабилитируетесь? – домоуправ постучал по планшету, словно у него спрашивал. Планшет не реагировал ни на голос, ни на стук.
– Седьмой год заканчивается, – отрапортовал Василий Петрович. – Точнее – шесть лет, семь месяцев, двенадцать дней. Сейчас отпущен на сутки для прохождения первого этапа городской социализации.
– Другое дело, – оттаял вдруг домоуправ. – Значит, встали, гражданин Иванов, на общий путь, осознали, что не надо так вот грязно как вы о Родине?!
– Как не осознать после… – Василий Петрович попытался подыскать точное определение, но ничего лучшего не нашел, кроме как: – после крепкой разъяснительной работы.
– Это вам по новому уложению насчитали? – уже доверительно спросил домоуправ. – Или еще старое успели захватить?
– Старое захватил, по новому сейчас так уже не реабилитируют.
– Ну, вам, может и не помешал бы еще годик-другой реабилитации, – домоуправ насупил брови, – для закрепления, так сказать, материала. Ну да я вам не прокурор и не судья. Там-то видней, – он кивнул головой на потолок. – С программой социализации знакомы?
