Деревня двенадцати привидений
Глава, в которой все узнают о таинственном исчезновении младенца.
Деревушка Плакли, расположенная в юго-восточной Англии, и без того имела дурную славу. Рассказывали, будто ее окрестности облюбовали всевозможные призраки. Сегодня Плакли снова гудела, словно растревоженное осиное гнездо. Общественность переполошилась не на шутку.
– Вы слышали, у Эммы Эмерсон похитили ребенка?
– Как? Когда?
– Да, средь бела дня.
– Говорят, она в доме была, с мальчиком рядом, даже не выходила никуда, отвернулась только, глядь, а его уж и нет. Так кричала, бедняжка!
– А муж что же?
– В город поехал, за констеблем.
– Да как такое может быть?
Община собралась на самой окраине Плакли, возле поместья полковника Найджела Эмерсона, у которого при странных обстоятельствах неизвестные похитили новорожденного сынишку.
«Роузкорт» – так назывался дом, принадлежащий полковнику Эмерсона и его жене Эмме, – был расположен в непосредственной близости от леса. И кое-кто из селян был уверен, что какой-нибудь зверь мог незаметно проникнуть в дом и утащить ребенка.
– А я вам говорю, это дело рук старой цыганки. Не зря она шастает по дворам уж который день. Сам видел. Трубка в зубах, шаль вся изодрана, а глазами, как волчица голодная, так и зыркает по сторонам, – заявил трактирщик Майк и смачно затянулся, недавно привезенным из города свежим табачком.
– Эмма – бедняжка. Чем же ей помочь? За что это судьба ее так наказывает? – с сочувствием вздохнула соседка Эмерсонов миссис Дженкинс.
– Ой, нечисто тут у нас, надо бы священника позвать, – подытожил кто-то из толпы.
За деревней Плакли давно закрепилась слава гиблого места. Поговаривали, будто ночами частенько здесь слышно, как по дороге в соседний Малтманз Хилл едет из Плакли призрачная карета, запряженная четверкой лошадей. И скрип колес, и лошадиное фырканье – не отличить от настоящих, да только невидимы они глазом. А кто-то уверял, что рядом с церковью Сен-Николас, где покоится прах прекрасной леди Деринг, умершей еще в двенадцатом веке, видели ее призрак, разгуливающий с красной розой в руках.
– А ведь в семи свинцовых гробах похоронили кралечку, – рассказывал подвыпивший сапожник Тимоти местным ребятишкам.
– Как это в семи? – затрясся не на шутку испугавшийся сынок лекаря, веснушчатый Ларри, которого из-за удивительно конопатого лица деревенские мальчишки дразнили «Расти» или «Рыжик». – Зачем?
– А затем, чтоб не выбралась ненароком, да тебя не стала искать, – продолжал свой жуткий рассказ старик, который, казалось, еле держался на ногах от выпитого за день. – Эти семь гробов еще в дубовый сундук поставили и в подземном склепе под церковью захоронили. Да только привидению-то что эти семь гробов, тьфу, никакая не преграда. Да будь их даже сто! Ему все нипочем. Ведьма она была при жизни, эта леди!
– И за что это на Плакли напасть такая? Не успели от пожара поместья Дерингов опомниться, а теперь – ребенка украли, – всхлипнул кто-то из толпы.
– Дерингам этим по заслугам досталось, зла они много другим людям при жизни причинили.
– А милой Эмме за что же такое наказание? – заохала старая Маделейн. – Надо ее как-то утешить.
– Нечего было гулять в лесу во время грозы, совсем страх потеряли, – не унимался деревенский всезнайка Сэм Хьюстон.
– А причем здесь лес? – насторожилась сердобольная Маделейн.
– А притом, – зло огрызнулся Хьюстон, – старые люди зря болтать не станут. Фрайт Корнер – это вам не фунт изюму, с ним шутки плохи.
В Плакли было несколько темных мест, про которые слагали всякие легенды и сказки. В том числе и Фрайт Корнер – Закоулок Страха, о котором музыкант Пол частенько пел в местном пабе. В грустной балладе рассказывалось о разбойнике, которого подстерегли у старого дуплистого дуба в лесу и вероломно закололи мечом. Но разбойник поклялся свести счеты со своими убийцами и стал каждую ночь разгуливать возле дуба, поджидая заклятых врагов.
– Эмма ходила во Фрайт Корнер? А ты откуда знаешь, Хьюстон?
Сэм, не спеша, и внутренне очень довольный тем, что привлек всеобщее внимание, начал рассказывать:
– Ездил я год назад на старую мельницу, к отцу ее, Джеку. Жив был тогда еще старый курилка. Ну, закончили мы дела, я у него в тот день муки на год вперед купил. Сидим с ним за стаканчиком старого эля, тут он мне он и говорит, дескать, ума не приложу, как беду от дома отвести?
– А что такое? – поинтересовался я.
– Да, дочка моя, Эмма, вроде как умом тронулась. В Закоулок Страха повадилась ходить. Да все норовит пойти, как только гроза начинается. И не боится.
– Это что ж, в то самое место, к дуплистому дубу, где разбойника прикончили? – удивился я.
– Туда, туда, – вздыхал мельник. – Я уж ее и распекал, и уговаривал. Не к добру это, не ровен час, молнией ударит. А она как зачарованная.
– Хоть человек я хладнокровный, не склонный к суевериям, но от этих слов Джека, а больше от его потерянного вида, верите, у меня мурашки по телу побежали.
И тут толпа увидела заплаканную Эмму, которая вышла на крыльцо. Она каким-то рассеянным взглядом оглядела соседей и грустно произнесла:
– Я сама во всем виновата. Была гроза. В дупле было темно. Он требовал отдать ему того, кто должен родиться, и я обещала. Это Страх Смерти отнял моего мальчика.
Земля поменялась с небом местами, и Эмму поглотила тьма.
