В школе девочка получила прозвище «Ледышка». У неё были постоянно холодные ладошки и ступни ног. И глазки у неё были очень светлые и какие-то прозрачные, как льдинки. Сама Ледышка ни к кому не тянулась и к себе никого не притягивала. Поэтому не было у неё ни подруг, ни друзей.
*
Повзрослевшая Ледышка бежала, перепрыгивая через рельсы, ручка красивого чемодана оттягивала ей руку, а содержимое – грело сердце. Ночную тьму прорезали лучи тепловозных прожекторов, редкие их гудки заглушали мегафонную перекличку железнодорожников и радиообъявления о прибытии и убытии пассажирских поездов. Самый короткий путь от вокзала к жилью Ледышки пролегал через железнодорожные пути и через парк культуры и отдыха. В ночное время парковые аллеи выглядели мрачновато и устрашающе, но Ледышка уже не раз благополучно пробегала по этому маршруту. И ничего! Но на этот раз путь по плохо освещённым аллеям парка внушал ей плохое предчувствие.
«Нельзя быть такой трусихой!», – подумала Ледышка и храбро побежала в сторону парка.
*
Почему люди так беспечно относятся к своим предчувствиям, не доверяют своему «шестому чувству»?
Не потому ли, что таковы предначертания их судеб?
Не потому ли, что «чему быть, того не миновать»?
*
Чемодан со всем его богатством оказался в руках Ледышки, как внезапный подарок судьбы. Ледышка сидела в зале ожидания, когда к ней подбежала подозрительного вида девушка, попросила покараулить её чемодан (этот самый внезапный подарок судьбы) и убежала.
Далеко ей убежать не удалось. На выходе из зала ожидания её перехватила очень эффектная блондинка:
«Вот эта воровка!» – вцепилась блондинка в подозрительного вида девицу. – Задержите её!!
Сопровождавший блондинку сержант транспортной полиции взял подозрительную гражданку под руку, и все трое проследовали куда-то.
Ледышка не сразу сообразила, как ей поступить, а когда, подхватив чемодан, она выскочила из зала ожидания вслед той троицы, то нигде её не увидела. В это время объявили посадку на поезд Ледышки, и она едва успела добежать до своего вагона.
В купе Ледышка оказалась единственным пассажиром. Она поставила чемодан на свою полку и задумалась:
«Куда мне теперь его девать? Возможно, он принадлежит той эффектной блондинке, которая опознала в подозрительной девушке воровку, а, возможно, кому-то другому. Получается, что собственник неизвестен, объявится ли он вообще, большой вопрос, а сама судьба распорядилась так, чтобы этот чемодан достался мне. Отчего бы теперь не покориться воле судьбы?»
Вопреки ожиданию, чемодан оказался незапертым. Ледышка открыла его и ахнула: её руки невольно потянулись к уложенным в нём нарядам. Никогда в жизни Ледышка не прикасалась к таким роскошным костюмам!
Ледышке захотелось примерить одно из платьев. Оно будто бы само напрашивалось на это! И Ледышке не устояла перед соблазном.
Платье оказалось ей впору.
Не слишком ли откровенно обнажает оно её стройные, вызывающе привлекательные ножки?
«Вот и пусть обнажает!» – сладким холодком взметнулась в душе Ледышки непонятно откуда взявшаяся отвага.
Так фрагмент за фрагментом выстраивался пазл ужасной, неотвратимой беды.
*
И вот Ледышка уже вбежала в плохо освещённую аллею парка. Ещё минут двадцать бега с переходами на быструю ходьбу, и Ледышка окажется в своём фабричном общежитии. В их комнате шесть девчат. У каждой в прошлом мало радостей, зато много унижений, слёз и обид, но каждая надеется обрести хорошую, чистую любовь, крепкое семейное счастье, родить и воспитать трёх – четырёх детей, «вывести их в люди».
Чего ещё нужно для счастья?
О том же мечтает в душе Ледышка. Не хотела бы она, чтобы дети повторили её судьбу.
Что она видела в детстве?
Безотцовщину, алкоголичку мать, вечно угрюмого сожителя её матери, который где-то «шабашил», домой возвращался поздно, поколачивал свою вечно пьяную подругу и не обращал внимания на тихоню Ледышку.
Когда Ледышке исполнилось семнадцать лет, она вдруг из неприметного мышонка превратилась в повзрослевшую девушку с красивой фигуркой и завораживающей пластикой.
Это должно бы было стать её шансом на выход из мрака на свет, но обернулось трагедией:
Сожитель матери Ледышки узрел произошедшую в девушке перемену и начал исподтишка, как бы невзначай, лапать Ледышку, содрогавшуюся при этом от неосознаваемого страха и омерзения.
Закончилось это тем, что однажды ночью, когда мать Ледышки уснула, канув в бездну пьяного угара, её сожитель забрался в постель к Ледышке и молча, грубо, по-скотски овладел её телом.
Наутро Ледышка сбежала из дома, поступила ученицей на фабрику и получила койко-место в общежитии, где живёт и поныне. Теперь Ледышка спешит туда, мысленно любуясь собою в самом первом в её жизни наряде, так ладно облегающим её стройненькую фигурку и так откровенно (до сладкой жути!) обнажающим её очень привлекательные ножки.
Ледышке ещё невдомёк, что эта вызывающая красота может привлечь не того, кого бы ей хотелось, а трагедию с невероятно страшным концом.
Ледышкке уже видится в мечтах, как она, вихрем ворвавшись в свою комнату, включит там свет и растормошит всех девчат:
«Вставайте, сони-засони! Смотрите, какое платье на мне! В моём новом чемодане и для вас кое-что найдётся!»
Вот только неприятный червь сомнения вползал в её ранимую душу:
«Правильно ли я поступила в том, что решила оставить у себя чужой чемодан, приняв его за нежданный подарок судьбы?»
Но при этом виделась Ледышке и бесспорная жизненная справедливость в том, что её судьба, долго обделявшая её радостями, вдруг смилостивилась над нею и так щедро вознаградила.
Не знала бедняжка, что справедливость её судьбы в том, чтобы вознести её на волне неожиданной радости, сделав ещё внезапнее и болезненнее падение в пропасть ужаса, невыносимых мучений и страшной смерти.
*
В самой тёмной части аллеи перед Ледышкой неожиданно появился силуэт крупного мужчины, прохрипевший издевательски-ласковым голосом:
«И куда ж это мы спешим?»
Ледышка остановилась, как вкопанная, а силуэт подшагнул к ней и ударил чем-то по голове.
*
Очнулась Ледышка от увесистой гидравлической оплеухи, выплеснувшейся ей в лицо из большого ковша.
«Ну, что, красавица, потанцуем?» – глумливо склонился над ною бритоголовый детина с перебитым носом, искривленными в мерзопакостной улыбочке губами и злобно-похотливым взглядом садиста. – «Ты можешь кричать, звать на помощь и колотиться в истерике. Я всё это спокойненько пережду. В этом каменном мешке тебя никто, кроме меня, не услышит. А когда ты вдоволь накричишься и набесишься, я буду делать тебе так, чтобы ты жалобно стонала и молила меня о пощаде.
