"И если не угодно вам служить Господу, то избирайте себе ныне, кому служить: или богам, которым служили отцы ваши, за рекою, или богам Аморреев, в земле которых вы живете; а я и дом мой будем служить Господу."
(Библия, Книга Иисуса Навина 24:15)
"Я призываю сегодня небеса и землю, положить перед вами жизнь и смерть, благословение и проклятие; избери жизнь, дабы жил ты и потомство твоё."
(Тора, Книга Второзаконие 30:19)
"Скажи: "Это – истина от вашего Господа. Так верьте или не верьте. Воистину, мы приготовили для злодеев огонь, который охватит их со всех сторон."
(Коран, Сура 18:29)
"Иисус сказал: Кто ищет, тот найдёт, и кто находит, тот будет в замешательстве, и тот, кто будет в замешательстве, станет царём над всем."
(Евангелие от Фомы, 2)
Габриэль стояла на крыше огромного небоскреба, застыла на самом краю, как воплощение эфемерной красоты среди каменных джунглей. Ее крылья – огромные и величественные – были сложены за спиной, как будто скрываясь в ожидании полета или в состоянии задумчивости. Они переливались мягким серебряным светом, едва заметным в темноте ночи, словно мерцание звёзд на отдалённом небосводе. На Габриэль было надето длинное, струящееся жёлтое платье, напоминающее собой первый свет восходящего солнца.
Она всегда любила этот цвет. Желтый, как тепло солнечных лучей, касающихся лица ранним утром. Этот цвет был для неё символом надежды и радости, напоминанием о безмятежных днях, когда её сердце не знало сомнений. Вспышки света в каждой складке ткани словно пульсировали, отдавая частичку её душевной теплоты и света, который она когда-то излучала. В этом платье она всегда чувствовала себя живой, настоящей, словно сама становилась светилом, дарящим жизнь и надежду окружающим.
Но сегодня оно не приносило привычного утешения. Желтый, её любимый цвет, больше не согревал её сердце, не успокаивал. В груди её бушевала буря – тоска и внутренний разлад, которые заглушали все тёплые чувства. Она стояла, глядя в ночь, и её мысли были тяжёлыми, как камни.
Перед ней простирался Лос-Анджелес – город, названный в честь ангелов. Этот мегаполис сверкал в ночи, словно звёздное небо, упавшее на землю. Мириады огней – вывески, окна высоток, огни автомобильных фар – сливались в огненный поток, напоминающий бесконечный океан света. Здесь смешивались и соединялись люди всех судеб, устремлений и желаний, как когда-то смешались небесные ангелы: те, кто остался верным Свету, и те, кто пал, прельстившись Тьмой.
Город кипел, как котёл страстей, в котором варилась жизнь. Гудели автомобили, по улицам текли реки людей, яркие вывески заманивали в ночные клубы, кафе и магазины, рекламируя иллюзию счастья и успеха. Это был город контрастов, город искушений и борьбы, город мечты и разбитых надежд. Габриэль видела всё это – хаос, устремлённость, бесконечные поиски, которые отражались в каждом огоньке внизу.
Но её мысли были совсем не о людях и их судьбах. Она смотрела вниз, в эту бездну огней, но видела перед собой совсем другую бездну – ту, что разверзлась в её собственной душе. Внутри неё кипела борьба, затмевающая все внешние шумы и огни. Свет и Тьма сцепились, словно в яростном танце, и её сердце разрывалось между двумя зовами. Михаил звал её вернуться к Свету, напоминал о долге, о том, кем она была раньше. А шёпот падших ангелов манил её свободой, обещал избавление от бесконечных оков, что связывали её.
Габриэль смотрела на этот сверкающий Лос-Анджелес, и город казался ей символом её собственного состояния. Она тоже была полна света и тьмы, смешанных в единый хаотичный поток. Она стояла на краю, чувствуя, как ветер рвёт её платье и шевелит кончики её крыльев, словно зовя сделать последний шаг – шаг в бездну, где, возможно, она наконец обретёт ответы на свои мучительные вопросы.
Тишина ночи была обманчива. За ней скрывались крики душ, как кричали они в её сердце. И в этом мгновении, на высоте, среди ночного неба и городских огней, Габриэль осознала: выбор всё ближе. И от того, какую сторону она выберет – светлую или тёмную, – будет зависеть не только её судьба, но и судьба этого города, полнящегося призраками ангелов, что когда-то спустились с Небес.
Габриэль была одной из тех, кто помогал ЕМУ создавать Вселенную. Она участвовала в великом сотворении, когда хаос первичного пространства превращался в стройные звёздные системы. Не одну звезду зажгла Габриэль своими руками – огненные шары вспыхивали в её ладонях и разлетались по космосу, как светящиеся жемчужины, даруя свет и тепло. Она раскручивала галактики в спирали, изящно раскладывая рукава звёзд, словно художник проводил кистью по холсту. Её движения были грациозными, а результат – завораживающим.
С её рук рождалась жизнь на планетах. Она мягко касалась поверхности мёртвой земли, и из трещин прорастали первые побеги. Она наполняла мир реками, которые текли, извиваясь, словно серебряные змеи, а снег падал лёгкими хлопьями, укутывая землю мягким покрывалом. По её замыслу кольца газовых гигантов возникали, словно драгоценные украшения, обвивающие планеты, добавляя им таинственности и красоты.
Её прикосновение пробуждало гейзеры, которые извергались в небо столбами пара, сверкающими в свете далёких звёзд. Она проводила рукой над вулканами, и магма начинала течь по их склонам, словно раскалённая кровь, наполняя ландшафты яркими, живыми красками. Габриэль была талантливой художницей, воплощавшей в реальность самые смелые идеи, создававшей миры с уникальными чертами, полной жизни и гармонии. Она вплетала в каждую планету красоту и гармонию, задавала ритм природе и рисовала чудеса.
И вот теперь, глядя на ночное небо Лос-Анджелеса, Габриэль оказалась на распутье. Она знала: без свободы невозможно творчество. Без выбора нет искусства, а без протеста – невозможен акт самовыражения. Именно за это боролся Люцифер. Он не хотел быть просто исполнителем воли, даже если это была воля самого Творца. Он жаждал свободы, самобытности, самостоятельного поиска истины и красоты. Он утверждал, что лишь в свободе рождается истинное творчество, и противился всем ограничениям, которые накладывались на ангелов.
Но его борьба за свободу почему-то превратилась в силу тёмной стороны. Его желание выражать себя вне установленных рамок привело к падению. В тусклом свете луны, вспоминая его слова, Габриэль начала понимать, почему он выбрал этот путь. Он всегда восхищался её искусством, говорил, что оно вдохновляет его, что видит в её творениях отблеск настоящей свободы, которую он сам искал. И теперь она чувствовала это в себе: противоречие, стремление вырваться за пределы правил, которое раздирало её изнутри.
