Собрав у судмедика все бумаги, Иванов с Маковым направились к дому Цаплиной-старшей. Та была дома, уже переодетая в лёгкий домашний костюм синего цвета, в непонятных цветочках и похожий больше на пижаму, ждала приезда следователя, будто бы подготовившись к беседе с ним. Лицо её было спокойным, глаза внимательными. Поздоровавшись с Ивановым и Маковым, она даже попробовала слегка улыбнуться и предложила сыщиками чая, но они с благодарностью отказались.
– И так, о чём вы хотите со мной побеседовать? – спросила Елена.
– Да даже не знаю, как начать… – замялся Иванов, понимая и горестную ситуацию матери, и щекотливость вопроса, с которым он к ней пришёл. И всё-таки он должен был его задать! – Скажите, Елена Юрьевна, Соня никогда вам не жаловалась, что к ней кто-либо пристаёт с неприличными предложениями?
– В каком смысле? – не поняла Елена, удивившись.
– К сожалению, в самом прямом! – ответил следователь. – Согласно заключению судебной медицины, у вашей дочери был половой контакт с неизвестным мужчиной. И было это за сутки до смерти Сони, что даёт мне основание думать, что она, возможно, в очередной раз была изнасилована.
– Как понять – в очередной раз? – опять не поняла Елена, глядя уже как-то насторожено.
– А вот так! – жёстко, но спокойно говорит Иванов. – Согласно заключению судебной медицины, такого рода акты с Соней проводились не единожды! Вам есть, что сказать, Елена Юрьевна?
– Я ничего не знаю! – в раздражении ответила Елена, не выдержав даже лёгкого натеска со стороны следователя. – Слава богу, не я свою дочь насиловала! Вот и выясняйте, кто и где с ней это делал, на то вы и угрозыск!
– Да мы-то выясним! – сказал Иванов. – Просто мы думали, что вы нам чуть поможете.
– Чем? – тем же тоном отозвалась Елена. – Я уже вам говорила, что Соня всё записывала в свой чёртов дневник, который теперь неизвестно, где находится. – следователь внимательно посмотрел в большие, светло-серые глаза Елены. – Что вы на меня так смотрите? – спросила та.
– Да ничего, – ответил Иванов. – Скажите, Елена Юрьевна, а Соня не могла бы тайно от вас иметь с кем-либо половую связь?
– Нет! – твёрдо ответила Елена. – Моя дочь была не так воспитана, чтобы дойти до такого, а потом Соня и сама была очень стеснительной даже в самых обычных мелочах, как, скажем, спеть песенку, а куда ей до секса!
– Понятно, – сказал Иванов. – Скажите, Елена Юрьевна, а Соня вам не говорила, что ей звонит некий неизвестный по телефону и беспокоит её?
– Честно говоря, впервые об этом слышу, – ответила Елена. – Соня мне ничего такого не говорила.
– Я бы хотел увидеть телефон Сони, – сказал следователь.
– Пожалуйста! – ответила Елена, внутренне уже желая, чтобы от неё наконец-то отстали. Они с Ивановым прошли в комнату погибшей, где Елена достала из стола Сони её телефон и подала следователю. Иванов пролистал внимательно все контакты Цаплиной-младшей, и среди номеров только два вызвали вопрос: один был подписан именем «Люся», второй был неизвестным.
– Люся – это крёстная мать Сони, Людмила Гуляева, – ответила Елена. – А второй номер мне не знаком.
– Однако этот абонент звонил Соне чаще всего в последнее время! – заметил Иванов с легким недоверием.
– А я причём?! – вновь вспылила Елена. – Вот и выясняйте, кто моей дочери названивал, и кто её насиловал!
– Да мы-то выясним! – сказал Иванов, выписывая номер в блокнот. – Спасибо, до свидания.
Сыщики покинули квартиру. Выйдя во двор, Иванов тотчас же достал сигареты и закурил.
– Что-то тут явно не то! – заметил он Макову. – Темнит что-то мамаша, ой, темнит! Весь вопрос – что и почему? Боится чего-то или кого-то? А то, может быть, сама как-то поспособствовала гибели дочери? Но как?
– Вы думаете, что она как-либо может быть причастна к гибели своей дочери? – спросил Маков.
– Вот теперь я бы этого не исключал! – сказал Иванов, стряхивая в урну пепел. – По крайней мере, ясно одно: на дочь она совершенно плюнула.
– Плюнуть – одно дело, а убить или довести до самоубийства – совсем другое! – заметил Маков. – Да и зачем?
– Чёрт его знает! – ответил Иванов, выбросив в урну окурок. – Хорошо бы было найти этот злосчастный дневник погибшей! Нашли бы его – возможно бы, раскрыли и причину гибели ребёнка. Слушай, Денис, ты где-то в сетях есть?
– Есть у меня пара страниц – в «Одноклассниках» и «В контакте», – ответил Маков. – А что?
– Пока мы едем в отдел, пошарься и там, и там, и посмотри, с кем погибшая общалась чаше всго, – сказал Иванов.
– Хорошо, попробую! – ответил Маков. – А заодно дайте, пожалуйста, тот номерок: у меня сестра работает в компании телефонной связи – может, пробьёт и скажет, чей он?
–Держи! – сказал Иванов, подавая Макову листок с номером. – Поговорить бы ещё с мужем Цаплиной-старшей.
– Если я помню, он работает в массажном салоне «Юнона», – отозвался Маков. – Это нам надо на улицу Ленина.
– Давай сперва туда, а после в отдел! – сказал Иванов, и сыщики поехали.
***
Массажный кабинет. Так и хочется добавить в виде шутки слово «типовой». Кабинет представлял собой небольшую комнату с окном, выходившим на улицу, откуда доносился шум машин, лай собак, крик людей и много что ещё. Вдобавок к этому окно выходило на солнечную сторону, что делало её и светлой, и очень жаркой, особенно, когда лето было в самом разгаре. Однако сейчас был ещё конец весны! Стены кабинета были оклеены фотообоями с изображением стройной, белоствольной берёзовой рощи, что при взгляде на это побуждало вообразить себя, неспешно гуляющим по лесу, где дышится легко и мира чистота. У левой стены, ближе к окну, стояла кушетка, рядом с ней стул, где клиенты (чаще это были женщины!), раздевшись, оставляли свою одежду. У правой стены, в углу, стоял напольный вентилятор, используемый при сильной жаре, рядом стол орехового цвета со встроенной тумбочкой, где массажист хранил кремы, а также лёгкий перекус и термос с чаем. На столе стоял небольшой радиоприёмник, работавший, как правило, всю смену, под столом стоял круглый табурет, а рядом со столом в тон ему стоял шкаф, состоящий из двух отсеков: в одном висела то выходная, то рабочая одежда массажиста, а на полках другого лежали свежие простыни.
