Про чтение
Стоим осенью в медобеспечении на очередных стрельбах. Скучно, дождь, хочется домой и спать. Солдаты бегают, стреляют, а нам, докторам, вообще нечего делать. От тоски читаем, что под руку попадётся. Я в третий раз перевернул «Справочник фельдшера» 1963-го года выпуска, с раздражением забросил его в угол палатки и повернулся к коллеге, увлеченно шелестящему страницами какой-то глянцевой книжицы.
– Саша, а что ты читаешь?
– Да ужастик какой-то про вампиров. У жены взял.
– Ну и как? Нравится?
– Да ничё так. Читать можно.
Нет ничего более странного, чем могучий капитан-десантник, увлечённо читающий на полигоне «Сумерки».
Адмирал
Тот же Саша посмотрел «Адмирала» и особенно поразила его сцена, где матросы топили офицеров. Он мне потом признавался:
– Я теперь смотрю на солдат и думаю, а ведь в случае чего они и нас вот так в расход пустят.
– Саша, – успокаиваю я товарища. – В 1917 между офицером и солдатом была социальная пропасть. И преодолевалась она исключительно насилием. А ты сын пролетариев, чего тебе бояться?
– Это тебе в твоей лаборатории нечего бояться. Ты в руки пробирку возьмёшь и будешь кричать, что это сибирская язва, она сейчас разобьётся и всем хана. Они тебя выпустят. А у меня только восемь патронов.
Неизлечимый больной
Мой друг Саша – майор медицинской службы, тот самый, который на полигоне читал «Сумерки», когда-то был молодым неопытным лейтенантом. В первый год после окончания вуза, он приехал в крупную воинскую часть и возглавил один из медицинских пунктов.
Поздняя осень, провинциальная тоска, холодные дожди. На полигоне – по пояс грязи, которую с рычанием месят танки. В казармах ещё не включили отопление, поэтому там сыро и холодно. Новое пополнение сплошь сопливое, температурящее, угрюмое, потому что ещё помнит вкус маминых борщей и не хочет служить. Соответственно косари идут косяками, по пять-шесть человек в день. Полно работы и в моей лаборатории. Чуть ли не каждый день с утра обнаруживаю на ступеньках нового поступающего в скрюченной позиции:
– Доктор, диза-а-а-а.
Знаем мы твою дизу, дорогой. Небось вчера просроченные каменные пирожки в чипке грыз, вот и просрочивает тебя сейчас. Нам не привыкать, будем лечить.
Саша зашивается. В его медпункте, рассчитанном максимум на пять койко-мест, уже благополучно отлёживаются восемнадцать человек. Активно помогает командир части. Орёт на каждом утреннем построении. Саша потихоньку начинает понимать, что совершил ошибку, выбрав профессию военного доктора.
Но пациенты не дают особо грустить. Поступают, валяются три-четыре дня, и снова в строй, а им на смену уже приходят новые.
И тут поступил Иванов. Сначала Саша его даже не заметил. Появился очередной сопливый боец с температурой 38,2. Типичная ОРВИ. Переодели, положили на освободившуюся койку в коридоре. Лежит, в телефоне копается. Дня через четыре Саша начинает готовить его к выписке. Температура в норме, ничего не болит. Короче выздоровел. Приходит утром в медпункт, а Иванов в рецидиве. Снова температура 39, сопли ручьём, лицо страдающее.
– Доктор, помираю.
– Не в мою смену! – бодро восклицает лейтенант и начинает снова солдата лечить.
Проходит ещё неделя. Иванов бодро идёт на выздоровление. Активно курит с тыльной стороны медпункта, ведёт переписку со своей девушкой по телефону, при этом ухлёстывает за медсестрой. Впрочем, кто за ней только не ухлёстывал. Девушка была симпатичная, даже начмед части отметился.
И в день, когда Иванов должен был наконец-то покинуть стены медпункта и вернуться в часть, у него снова случился рецидив. Теперь всё было серьёзно. Неопытным ухом Саша различил в чахоточной груди бойца бронхитные хрипы, температура стойко держалась в районе 39–39,5. Иванов, бледный и безучастный ко всему происходящему, лежал на своей койке и погибал смертью храбрых. Пришёл начмед, который в военной медицине собаку съел. Дал Саше трындюлей за то, что не может вылечить банальное ОРВИ.
Саша запаниковал и позвонил в госпиталь. Там врачи поопытнее, да и возможностей побольше. Приехала буханка и увезла Иванова в город.
А на следующий день свалился сам Саша. Да не с банальным ОРВИ, а сразу с очаговой пневмонией. Иммунитет врача сдался перед постоянными вирусными и бактериальными атаками, лейтенант оставил медпункт на медсестру и на маршрутке поступил в госпиталь.
Прошла неделя. Саша помнил её смутно. Всё это время он метался в лихорадочном бреду, ему кололи исключительно болезненные антибиотики, делали рентгеновские снимки, таскали на процедуры. Приезжал начмед, привёз гостинец – бутылку «хорошего» белорусского коньяка. Посидел рядом с койкой, покачал головой, сам выпил гостинец и ушёл, погрозив пальцем и отсыпав стандартную дозу трындюлей за то, что доктор сам заболел.
