Хорошие парни, это очень зыбкая условность. Особенно, если эти хорошие парни из Белгорода. И, если зовут их Лёша и Боря. Профессиональный пилот и профессиональный авиатехник. В отличие от меня, почти дилетанта в пилотировании и обслуживании самолетов. Я-то просто авиационный партизан-анархист. Самоучка, волей счастливого случая реализовавший хрустальную мечту своего детства.
Извечная русская беда – бухло. Лёша пилот от бога и мне бы очень хотелось летать, как летает он. Да, что там, как он, хотя бы вполовину! В четверть бы!. Алексей с шестого класса по личному разрешению трижды Героя Советского Союза Покрышкина, тогда еще Председателя ДОСААФ, официально пилотировал планеры. Потом он окончил белгородский Учебный центр того же ДОСААФ, получив офицерское звание и специализацию военного летчика. У него профессиональная квалификация пилота с официальными допусками на десяток типов самолетов. Два из которых, Л-29 и Л-39, на минуточку, реактивные.
Но при всем этом Лёша запойный алкаш. На свою беду я тогда этого не знал. Да и потом, когда взял их на работу, не сразу это понял, поскольку бывал у них на полях наездами. А перед каждым своим прибытием честно их предупреждал, дабы не разминуться. Ну, а при начальном знакомстве и найме Лёша был вполне себе адекватным и внешне забулдыгой никак не выглядел. Весел, совсем не глуп и со вкусом одет. Боря тогда про этот синий косяк своего напарника тихо промолчал, паскуда. А потом уже стало поздно менять этих коней, сезон авиахимработ начался. Летчик АХР, это тебе не узбек-водитель с городской маршрутки. Их, летчиков АХР, совсем не как блох на бездомной собаке. Летчик АХР, он товар штучный.
Авиахимработы, это очень специфичная деятельность. Далеко не каждый профессиональный пилот способен выполнять ее. Даже, если он военный летчик и заслуженно числится в асах. И еще, нынешние самолеты АХР, это вам далеко не советский кукурузник АН-2, сплошной струей льющий пестициды и гербициды на поле с комфортной высоты в пятьдесят метров. Расходуя при этом двести литров отравы на гектар. Теперь все не так, теперь работают ультра-малым расходом дорогостоящей импортной химии и с высоты полутора-трех метров. Норма расхода рабочего вещества три-пять-семь литров на гектар. Ультра, это значит, что не капля, а влажная пыль, которая дорого стоит и при этом стремительно исчезает после трех метров полета к культуре. То есть, отрава высыхает еще до того, как она опустилась на рожь, пшеницу или подсолнух. Потому и высота не более трех метров. И то, если не слишком жаркое лето. Если жаркое, тогда работают еще ближе к земле.
А теперь представьте, что все это происходит на скорости сто двадцать километров в час. Малейшая ошибка пилота или неисправность самолета и эти три метра за сотые доли секунды становятся вполне себе реальной смертью. Убийственный краш-тест об землю. Просто смерть пилота и аппарата. Закона тяготения, как и прочих законов физики не обмануть. Выход один – железный контроль. Однако постоянно быть рядом с летунами я тоже не мог. Слишком далеко друг от друга мы находились. Была надежда на техника-химика Борю. На то, что он удержит летчика-химика Лёшу от чрезмерного потребления синьки. И ведь он, сука, клятвенно обещал Лёшу удержать. Обещать-то можно все…
Но зарплата у них была сто баксов за лётный день с выполнением нормы пилоту и семьдесят процентов от того технику. А за такие деньги Боря действительно мог постараться. Мне очень хотелось в это верить, тем более, что платил я им больше, чем платят другие в той же Белгородской области или на рисовых чеках Краснодарского края. На то я и рассчитывал. Кровь из носа, но надо было доработать сезон. Хотя, службу в милиции я начинал с участковых и, не питая никаких иллюзий, точно знал, что алкаши, это самая худшая разновидность из животных. Хуже алкашей только наркоманы, да и то не намного. Ни с теми, ни с другими дел иметь нельзя. Справедливости ради надо признать, что и сам я выпить люблю. Но только с интересными собутыльниками или с красивыми женщинами. И обязательно под хорошую закуску. Жаль, что не часто такие праздники случаются.
За полгода до того, я ушел из большой корпорации, где пришлось руководить подразделением численностью более пяти тысяч работающих. И тут надо сказать, что девяносто пять процентов этих работающих были женщины.
С тех пор я не боюсь ничего. Следует отметить, что тот террариум, то есть женский коллектив мне удалось приручить не сразу. Но зато теперь я точно знаю, что лучшие соратники и подчиненные в самых ответственных делах, это слабые женщины. Которые во многом сильнее мужчин.
Если они видят, что ты их ценишь и верят, что не предашь, то никакие мужики не идут в сравнение с ними. И нет в этих словах никакого лукавства. Они самые лучшие и добросовестные. В силу своей природной женской дотошности они умеют качественно исполнить то, на что ни у какого мужика просто не хватит терпения. Они и дело сделают и, если надо, твоих врагов безжалостно сгрызут. И все это, опять же, выполнят очень методично и добросовестно.
А самое главное, что женщины гораздо меньшие словоблуды и сплетники, чем мужики. Это не шутка, это объективная реальность. Женщины и без того мне всегда нравились больше мужиков, ну а после совместной созидательной работы я их еще и зауважал. Женщины существа более высокого порядка, чем мы, мужики и этим они выгодно отличаются от человека, наивно считающего себя венцом природы. И еще, они гораздо приятнее на ощупь…
Моя работа мне очень нравилась и смею сказать, что она у меня получалась. А зарплата порой нравилась больше самой работы. Но общероссийское поветрие не обошло и наши палестины. Настали черные времена, когда на завод зашли московские твари из самых государственных верхов. Их еще почему-то называют эффективными менеджерами. После этого стало не просто грустно, а очень душно и тоскливо. Их главным принципом, который они, не стесняясь, озвучивали вслух и прилюдно, была фраза – «А зачем нам завтра ботинки, нам лучше тапки, но сегодня!».
Присланных из Москвы упырей – эффективных менеджеров меняли часто, как затасканных шлюх в солдатских борделях. И наверное, именно потому они так остервенело грабили завод. Каждый день, как в последний раз. Убивали они производство хуже самых беспредельных хищников. Как будто они не сограждане на русской земле, а мародеры-иноверцы на захваченной территории. Даже в 90-е при засилье бандитов такого не было. Чтобы одномоментно урвать стакан молока, они безжалостно вспарывали своими канцелярскими ножами вымя дойной коровы. То, что корову можно доить без поножовщины и не по стакану, а по ведру многие годы, они понимать не хотели. Или не были способны понять. Москвичи, что с них взять… С новыми управленцами было трудно, их почему-то все время хотелось ударить. С ноги, да по их наглым московским мордам.
