РАСТЕРЯННОСТЬ. ТАИНСТВЕННЫЕ И ЧУЖИЕ
Склонившись над распростёртыми в ледяном крошеве телами, Стас наконец-то решился. Его сильные руки ухватили сразу два бесчувственных тела. От их прикосновения ему стало ещё холоднее. Уже не чувствуя ног в насквозь мокрых тапках, он напрямую, не видя луж, вернее, стараясь не замечать их, упрямо двигался к крыльцу. На его верхней ступеньке всем своим видом выражая участие и сопереживание, замерли коты. Бросив мимолётный взгляд в их сторону, он завистливо простонал:
– Вот везёт тварям! Я мокрый насквозь тащу их находку… А им… Хоть бы хны! Ни пятнышка!
– Ну вот, наконец-то и дома! – облегчённо выдохнул он, с трудом протискиваясь через ставший вдруг узким дверной проём.
Оказавшись внутри, он машинально взглянул вперёд:
– Тьфу! Чёрт! Кто это?! – замер он перед висевшим у входа зеркалом. На него в упор смотрел незнакомец с белым, вымороженным лицом, всклоченными волосами. При этом он упрямо старался удержать два выскальзывающих из его рук бесчувственных тела с безвольно болтающимися головами, больше похожих на трупы.
– Спаси меня Боже! Какой кошмар! Куда я вляпался?! – пробормотал он, с трудом оторвав взгляд от своего отражения в зеркале, перемещаясь в сторону спальни.
В эту, некогда любимую часть дома он не заходил уже больше недели, с тем самых пор, как ушла жена. Ночевать он теперь предпочитал на раскладушке в небольшой комнатке, предназначенной для встречи гостей. Едва построив этот дом, несколько лет назад, они с Вероникой решили, что самая просторная комната обязательно будет спальней. Ведь именно в ней они будут проводить большую часть времени.
– Да… Былое и думы, – произнёс он вслух, отгоняя навязчивые воспоминания. Толкнув дверь в бывшее «святая святых», он замер: комната показалась абсолютно чужой.
– Ничего! Сейчас мы её оживим! – подбодрил он себя, сваливая свою ношу прямо на дорогое югославское покрывало, предмет зависти всех приходящих к ним гостей.
Но… незнакомки почему-то как рухнули, так и лежали, не двигаясь, да и дыхания их он не почувствовал.
– Господи, помоги! – взмолился он в который раз. Затем метнулся к трюмо, тоже предмету, доставшемуся с большим трудом – ночь провел, дежуря в очереди. Да! Чего только не сотворишь ради любимой жены! – его рука схватила зеркало лежащее там. Сам он уже был у кровати. Взволнованно поднёс гладкую поверхность к лицу сначала одного, затем другого «подарка судьбы». Зеркало пусть слабо, но запотело.
– Ну, значит, будем оживлять! – с облегченьем произнёс несгибаемый опер.
– Для начала вас надо согреть. Курорта не обещаю. Мы люди простые. Что есть, то есть, – подбадривая себя этими рассуждениями, он метнулся в кладовку, вытащив оттуда огромную деревянную лохань. Она знала лучшие времена. Вместе с женой, хохоча и пинаясь, они любили в ней мыться. «Как давно это было!» – опять промелькнуло воспоминание у него в голове. Сам же он подтаскивал вместительную деревянную чашу поближе к кровати, приговаривая «Слава мне! Вовремя добился, что бы горячую воду провели! Хоть здесь без хлопот!» Наполнить лохань почти до краёв ему удалось очень быстро. «Ну а теперь, бабоньки мои, водные процедуры» – подбадривая сам себя, он приблизился к двум, так и не подающим признаков жизни телам.
– Надо сначала ту, что побольше. Я прав? – обратился он с вопросом к Рыжухе, опасливо выглядывающему из-за двери. Более смелый бандит – Банди, чёрный, поджарый, лоснящийся кот осмелился подобраться к краю лохани, осторожно втягивая в себя воздух. Рука Стаса дотронулась до тела ближайшей девушки. «Фу гадость!», непроизвольно поморщился он. Прикосновение к холодной влажной коже вызвало у него прилив омерзения.
– Прямо змеюка, какая или лягушка, – вырвалось у него. Стараясь не смотреть вперёд, он стащил с этой холодной влажности ещё более отвратительные тряпки и, неуклюже подхватив тело, опустил его в горячую воду. Затем также быстро разобрался и со вторым.
Вода сразу выплеснулась через бортик, заливая дощатый крашенный пол. Чёрный кот, обижено взвыв, отпрыгнул в сторону.
– Ничего не дрейфь! Справимся! – успокоил его хозяин. Одной рукой намыливая губку, а другой, поддерживая над водой головы сразу двоих. Самое удивительное, у него не проходило ощущение «неживого» в руках, какой-то упругой резиновой сопротивляющейся субстанции под ладонями. С чёткостью автомата он тёр и тёр эту бесчувственность, твёрдо зная, что, как только прогонит её, они оживут. И, словно отвечая его мольбам, вода, остывая, впитывала в себя стылость начинающих оживать тел.
– Ну, вот уже лучше! – обрадовался он, оглядываясь, куда бы их положить. Его ищущий взгляд упал на кровать с развороченным, грязным, промокшим верхом. – Ничего, прорвёмся! – успокаивал он себя, придерживая тела и одновременно зацепив ногой и стаскивая некогда чудесное покрывало, превратившееся в грязную тряпку.
– Вот! Матрац, чистый! Подойдёт! – успокоил он свою совесть, перекладывая туда девушек.
Ну, наконец, дело сделано! Оно, видимо, и вправду оказалось сделано. Его старания не пропали даром. Одна из незнакомок, застонав, попыталась поднять голову.
– Пить… – едва различимый полувздох, полустон.
– Сейчас! Бегу! – крикнул он, скрываясь на кухне. Откуда уже через минуту вернулся назад с большой кружкой сладкого, крепкого чая. Склонившись над незнакомкой, приподняв её плечи, он попытался напоить её живительным напитком. Проглотив совсем чуть-чуть, девушка вновь откинулась на подушку и… открыла глаза.
«Лучше бы она это не делала!» сразу пронеслось в голове у стража порядка. Таких глаз он не встречал никогда! Они брали в плен сразу и навсегда. Размером в пол-лица, ярко голубые, с аквамариновыми искрами, поражающие своей глубиной и таинственностью, они проникали сразу в душу. И всё! Серая пелена вдруг спала с облика девушек. Два юных, удивительно прекрасных, манящих своей бесстыдной красотой тела раскинулись перед ним.
«В СССР секса нет!..» – как заклинание повторял старший опер, чувствуя нестерпимое напряжение в паху и желание прикоснуться к этой розовеющей коже, этим пухлым полураскрытым губам.
– Всё! Я ухожу! Сейчас вернусь. – Стиснув челюсти, простонал он, бросаясь к шкафу. Волна ярости на себя, весь окружающий мир ослепила его. На ощупь, распахнув дверцы, не глядя, сгрёб все висевшие в нём вещи, забытые Вероникой. И… Крепко зажмурившись, надеясь справиться с искушением, бросил разноцветный ворох на них, таких близких и таких недоступных.
– Одевайтесь! – было последней фразой перед тем, как одним широким движением он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
