– Элис, поторопись, – мужчина неловко толкнул девушку с сумками к порталу. Она уперлась каблуками в начищенный до блеска паркет, и звук скрежета по верахийскому лаку заставил содрогнуться всю прислугу.
– Папа, к чему эта спешка? Я даже не собралась, – недовольная брюнетка шлёпнула об пол самую тяжелую сумку с таким остервенением, будто бы желала проломить дубовые доски, к инфаркту старого камердинера. В руках она сжимала древко метлы, что была ее верной спутницей во всех пакостях. Девушка теребила отглаженное годами дерево, цеплялась за мелкие выщерблины и расковыривала их, как многие делают это с заусенцами.
– Если бы ты не довела весь город до белого каления, могли и подождать, – Тадеуш оглядел свою дочь с ног до головы. Сперва взглянул с укором, но потом вспомнил, что напоминать ведьме о нормах морали так же бессмысленно, как прикрывать оголенные груди девиц из Квартала Наслаждений. Невольно морщина между бровей стала углубляться. – Чем тебе не угодил младший герцогский сын? Зачем надо было насылать на него икоту? Теперь папаша носится по окрестностям и хочет твоей крови и прилюдных извинений.
– Этот напыщенный индюк сам напросился, – Элис с таким безразличием пожала плечами, словно каждый день герцоги жаждят ее ливера. В ее показном равнодушии сквозила обида. Она провалялась в поджатых губах, разглаженном нервными пальцами подоле и аккуратной прядке у виска, что дочь нарочито медленно заправляла за ухо. – Я предупреждала, чтобы он и не смел приближаться ко мне. Но там изначально извилин недобор, вот и приходиться из раза в раз напоминать ему, что ведьма – это не портовая шлюха.
Мужчина закатил глаза к потолку. За столько лет он мог бы уже разглядеть свой мозг, но ему казалось, любимая наследница выжрала оный чайной ложечкой. Его дочь, самая несравненная, добрая девочка, временами становилась демонически злопамятной. И каждый раз это выражалось в очередном фокусе. Старуха Кли не выносила одного ведьминского вида и два дня квакала. Супруга сапожника, если честно, противная баба, посмела осуждать увлечения книгами и поплатилась кудахтаньем. Сын мельника… Ах, нет. Тут все хорошо, мальчишку Элис избавила от икоты. А герцогского отпрыска – наградила ей.
Тадеуш и Леси Гордон были магами, а дочь родилась ведьмой. Неплохой. Достаточно сильной и не глупой. И это ее ведьминская сущность, словно в насмешку над магами, везде ставила подножку. Неуживчивый нрав шёл в комплекте. И мужчина действительно опасался за единственного ребёнка, поэтому и отправлял ее подальше. Наберется опыта, займётся делом и, может, прекратит творить глупости, на которые девица была жуть до чего охоча.
– Папа… Ну, прекрати, – она капризно сложила губки и хлопнула своими глазищами, которые явно унаследовала от своей прабабки, а та была самым известным в семье манипулятором. – Ну что тебе стоит?! Ну, снимешь ты с него икоту, дашь отступных, и все уладится…
Если мужчина сомневался, то после отступных понял, что совершает правильный поступок. Дитя не знает цену деньгам, дитя заигралось и не хочет решать свои проблемы. Ведь папочка рядом, он заплатит, прикроет, и она дальше продолжит творить всякие глупости. Ну, уж нет… Так не пойдёт. Дочка любимая допрыгалась.
– Элис, кончай ныть, бегом в портал, – он ещё раз подтолкнул девушку к светящему полотну в форме двери. – Отдай это своему нанимателю. Пересидишь в глуши пару месяцев, а потом все забудется, и я вернусь за тобой. А сейчас быстрее, портал не вечен.
– Отец, не поступай так со мной, – она не просила, она была настолько ошарашена, что забыла нотки нытья добавить в голос. – Мне не пятнадцать лет, даже не восемнадцать…
– Правильно! Целых двадцать четыре, у тебя степень бакалавра зельевара, а ты все равно ведёшь себя как ребёнок.
Элис шмыгнула носом и, обернувшись, уставилась на него изумрудными глазами. Мужчина не выдержал и прижал дочь к себе, поцеловал в кучерявую макушку. Ведьма ещё надрывнее засопела. Потом отстранилась. И он все-таки втолкнул ее в портал.
Дверь кабинета приоткрылась. Неслышными шлагами внутрь зашла белокурая женщина с заплаканными глазами. Сандал и ваниль пробились через бумажную пыль. Волосы были заплетены в две тугие косы. Тонкий стан облачен в строгое дымчатое платье. На груди и запястьях висели нити амулетов из природных камней.
– Тадеуш, – она бессильно рухнула в кресло, – ты уверен, что мы поступили правильно? Могли же замять это дело.
Мужчина встал из-за стола и приблизился к супруге. Провёл рукой по хрупкому плечу. Коснулся вьющейся пряди волос у виска. Постоял. Отвернулся к бару и плеснул в бокал бренди, предложил. Женщина согласно кивнула.
– Леси, она должна вырасти, – он присел в соседнее кресло. – Пока мы будем и дальше разбираться со всеми жалобами, она не научиться отвечать за свои поступки. А так… Она ведь уехала поработать. Не в гарем, не на каменоломни. Будет сидеть варить зелья, начнёт хоть маленько думать своей головой, а не перекладывать ответственность на наши.
– А ты точно уверен в нанимателе? – блондинка судорожно сглотнула огненную жидкость, едва не подавившись. – Вдруг он ей навредит, или хуже того…
– Хуже того – она ему может сделать. Это же наша дочь. Я бы боялся за здоровье и рассудок ее работодателя.
– А вдруг она опять найдёт неприятности?
Мужчина усмехнулся и лукаво протянул:
– Надеюсь, этот раз она найдёт нечто большее…
Грегори смотрел на девушку. Девушка смотрела на него. Под ее пристальным взглядом, из-под густых ресниц с изумрудами зрачков, хотелось поклониться и, вихляя задом, унестись исполнять ее желания. Именно этот взгляд и дал понять магу, что перед ним ведьма.
Левая лопатка предательски зачесалась, потому что при мысли о чародейках, в памяти мужчины всплывал образ прабабки Гортензии, а не далее, как седмицу назад, покойная родственница приласкала его медным канделябром, угодив в спину. Он передернул плечами, отгоняя воспоминания ежеквартального общения с призраками и аккуратно, как коровий шмат из пасти дракона, утащил из пальцев девушки конверт.
Быстрая и отточенная годами учебы в академии техника чтения, что позволяла не вдаваться в метафоры, а вычленять главное, не порадовала. Мужчина ещё раз поднял глаза на девицу. Однозначно ведьма. Только они могут одним взглядом показать столько наглости и пренебрежения. И ещё только в их присутствии весь мир начинает петь: гиацинты зацвели, тюльпаны раскрыли бархатные шапки с чернильно-чёрными пестиками внутри, даже подорожник пробился через гравийную дорожку!
Грегори Стенли перестал любить сюрпризы после того, как стал вдовцом. Он вернулся со службы, а его супруга – нет. И это был самый поганый, жестокий сюрприз от мироздания. Каждый раз, как некромантская душонка предчувствовала очередной подвох судьбы, его охватывала тоска и уныние, а на задворках сознания расплескивалась злость и зубы! Зубы ныли неимоверно, хотя на них маг не жаловался. И сейчас, разглядывая напротив себя стройную, удивительно манящую брюнетку, с копной вьющихся волос, он понимал, что снова прошляпил оплеуху рока.
