Моей жене,
Лилии Александровской -
Переводчик
Как вырастают пальмы на песках,
И розы на прибрежье вод соленых,
Так и стихи возносятся из боли —
Смятенны, огнецветны, благовонны…
Хосе Марти
Сколько-нибудь обстоятельный разговор о литературном течении, которое возникло под конец XIX столетия и традиционно зовется латиноамериканским модернизмом, вышел бы далеко за рамки нашего небольшого очерка, – но все же необходимо сказать по этому поводу несколько слов.
Считается, что зачинателями и самыми выдающимися представителями этого поэтического движения были никарагуанец Феликс-Рубен-Гарсиа Сармьенто, вошедший в словесность под псевдонимом Рубен Дарио (Ruben Dario), мексиканец Мануэль Гутьеррес Нагера (Manuel Gutierrez Najera) и кубинцы Хулиан дель Касаль и Хосе Марти.
У современного читателя понятие «модернизм» непроизвольно связывается с некими революционными преобразованиями, ломкой старых канонов, сокрушении принятых прежде правил, приемов и обычаев.
Латиноамериканский модернизм был весьма далек от чего-либо подобного. Скорее, в нем возможно видеть сознательное усвоение и «сублимацию» всего наилучшего, достигнутого парнасцами Теофилем Готье, Жозе-Мариа де Эредиа, Леконтом де Лилем, Сюлли-Прюдомом, – а также европейскими романтиками, которым парнасцы в большой степени противопоставляли себя. Также очень много было взято из опыта французских поэтов-символ истов.
Речь велась, таким образом, не о том, чтобы попирать былые устои, но лишь о том, чтобы заимствовать блистательный, уже считавшийся классическим опыт, накопленный выдающимися предшественниками и современниками, и творчески переплавить наилучшие их достижения.
Все ниже следующие упоминания «модернизма» относятся исключительно к его строгой, изысканной латиноамериканской разновидности. В сущности, эта поэтическая школа зовется «модернизмом» лишь условно, – лишь оттого, что не слишком точное по смыслу название укоренилось давно и прижилось навсегда.
Первым лириком-модернистом, заявившим о себе на Кубе, зачинатель этого литературного течения Рубен Дарио считал Хулиана дель Касаля. Кубинцы поныне возражают ему, отдавая пальму первенства Хосе Марти, но великий никарагуанец был по-своему совершенно прав, ибо Марти, писавший в чисто модернистском ключе, до конца дней своих оставался изгнанником, известным при жизни только узкому и замкнутому кругу свободомыслящих кубинских ценителей, а стихи Касаля, печатавшиеся на родине, в Гаване, вскоре после того, как бывали написаны, делались общим читательским достоянием.
Этим обстоятельством ничуть не умаляется ни гениальность Хосе Марти, ни ценность его поэтической работы – просто Ка-саль имел несравненно большее прижизненное воздействие на современников. Некоторые литературоведы склонны считать, что Касаль повлиял – правда, посмертно, – даже на самого Рубена Дарио, чья книга «Prosas profanas», вышедшая через три года после внезапной кончины Касаля, играет новыми экзотическими красками, – видимо, в итоге знакомства с Касалевским «Снегом». Правда, многие находят подобную точку зрения малообоснованной. В частности, Альберто Рокасолано (Alberto Rocasolano) склонен считать, что Касаль и Дарио просто «пили из одного и того же источника – причем пили непосредственно, поскольку оба владели французским языком». Под источником он понимает в первую очередь поэзию Леконта де Лиля, Эредиа и Готье.
Латиноамериканский модернизм – и, в частности, кубинский модернизм, – зовут иногда поэтическим восстанием, которое учинили «аристократы духа», разочарованные в романтической поэзии, но всецело одобрявшие и принимавшие индивидуализм, присущий романтикам. Большинство модернистов были авторами, уставшими от окружавшего общества, почти всецело равнодушными к его заботам – большим и малым.
Это позволило кубинскому литератору и критику Хуану Ма-ринэльо (Juan Marinello) заметить, что Хосе Марти, формально принадлежавший к модернистской школе, стоял как бы и выше нее и чуть поодаль.
Модернизм оказался первым латиноамериканским литератур-но-художественным движением, сыскавшим всемирную известность. Как образно замечает Альберто Рокасолано, перефразируя слова Макса Энрикеса Уреньи (Max Henriquez Urena), «наконец-то галеоны возвратились в Испанию груженые нашими духовными сокровищами, – а прежде они доставляли сокровища из Испании к нам».
Настоящий талант – явление редкое. Талант гениальный – куда как большая редкость. А талант, гениальный многосторонне, – «вселенский гений», – редкость и вовсе исключительная.
Именно таким «вселенским гением» и был кубинец Хосе Марти.
Великий политический деятель, неутомимый поборник свободы и справедливости, он оставил по себе добрую, вечную и немеркнущую память в сердцах латиноамериканцев, поныне зовущих Марти «героем, наставником, апостолом, искупителем».
А великий поэт, великий мыслитель, замечательный историк, литературовед, философ, исследователь общественных отношений – всего не перечислить, – Хосе Марти оставил по себе
семьдесят полновесных томов, из них – два тома стихотворений, давно и единодушно признанных классическими.
Кубинский критик Османде Лекайер (Ogsmande Lescayllers) пишет: Марти-поэт еще до Рубена Дарио «проложил путь… модернистскому движению. Однако Марти был гораздо более, нежели модернистом, он был провидцем…»
О литературном творчестве Хосе Марти немецкий писатель Эмиль Людвиг (Emil Ludwig) высказался так: «Сотни афоризмов – изложенных столь могучим и берущим за душу слогом, что можно подумать, будто их создал сам Ницше, – вкрапляются в великолепное собрание его [Марти] сочинений. Будь эти афоризмы переведены с испанского на иные языки – Марти по праву сделался бы духовным вожатым нынешнего мира».
Лучше, пожалуй, не скажешь.
Хосе-Хулиан Марти-и-Перес (Jose Julian Marti у Perez) родился 28 января 1853 года на Кубе, в Гаване. Его семья с трудом сводила концы с концами; Хосе еще не было пятнадцати, когда он уже служил в какой-то столичной конторе младшим бухгалтером, чтобы хоть немного помогать родителям.
Для бухгалтера (даже младшего) четырнадцать лет – весьма юный возраст; но Хосе управлялся со своими обязанностями безупречно. По словам Османде Лекайера, с раннего детства Марти представал «сверходареннным существом – чем-то вроде гения».
Это вовремя заметил выдающийся кубинский поэт и просветитель Рафаэль-Мария де Мендиве (Rafael Maria de Mendive). Он помог подростку получить полное среднее образование и затем устроиться в коллеж.
