Чтобы написать историю
своей жизни, надо сначала
прожить эту жизнь…
Альфред де Мюссе
Одиночество…
Одиночество стало его судьбой. Ещё не зная истинной цены этому чувству он без всяких подозрений, с лихостью, ставил его синонимом действительной и полной свободы. Именно его он так когда- то желал, к чему стремился, стараясь быть совершенно независимым и не обременяться чужими требованиями. Именно тогда, в юности, всё казалось иным, новым, захватывающим. Страстное желание стать абсолютно самостоятельным толкало его на свершение многих поступков, которые были романтически наивными и совершенно глупыми. Многие речи взрослых людей казались фальшивыми и лицемерными подталкивая лишь к тому, чтоб постараться с лёгкостью приспособиться к настоящей жизни. И он яро не желал принимать этого, как инструменты творящие саму судьбу человека. Ведь должно же было существовать что- то ещё, то что приносило радость победы и волнение свершения. Жизнь есть ощущение счастья, пусть и кратковременного, но поддающегося закону частой периодичности.
Так думалось. И так хотелось…
Став искать, он откровенно полагал найти что- то новое. Да, ему по- настоящему хотелось стать свободным!
Вспоминая прошедшее он только теперь с сожалением понимал, что скорее всего то был лишь способ избежать ответственности, принять её слишком тяжкое бремя. Ответственность за самого себя, за тот мир, который открывается перед тобой, а самое главное – за содеянное. Сейчас он уже не жалел о том, что произошло и продолжало происходить в его жизни, ясно понимая, что многое изменилось и стало иным. А его отличие от других лишь приобрело более чёткий характер. Вот только одно – одиночество, незаметно превратившееся из блага в тяжкую ношу теперь довлело и угнетало заставляя смириться с тем, что мучило. И совесть здесь не вызывалась строгим судьёй с неопровержимыми обвинениями в содеянном. То, что было сделано оставалось с ним – его опытом, его наработкой, его судьбой. Но вот, что было ещё не сделанным, не воплощённым, не доведённым до окончания более огорчало и сожалением металось от бессилия запертой в клетке птицей.
Холодный ветер накинулся на него, взъерошил ещё пышную шевелюру, растрепал полы плаща и овеяв всего тут же поспешил далее. Приподняв воротник человек оглянулся вокруг. Улица была почти пустынна, лишь несколько прохожих неспешной поступью направлялись куда- то, болтая по пустякам и смеясь меж собой с задором. Ночь пока ещё блёклыми первыми звёздными огоньками начинала вступать в свои права. Холод ранней весны напомнил о себе мелкой моросью. Он не любил такую пору: ни промозглость дождя, ни порывистость погоды, ни здешней слякоти. Эта Земля и эти люди ему оказывались чуждыми. Всё здесь было непонятным, совсем не таким как там, в бескрайних широтах космоса…
Детство его выпало на то время, когда Система только покорялась людям, и дальними считались уже лишь те посёлки, которые базировались вблизи внешних планет – гигантов. Многие тогда говорили о массовом исследовании облака Оорта, а о Поясе Койпера лишь с надеждой и удручённостью помалкивали. И почти чуть ли не каждый житель и работник освоенного Экстерра Солнечной системы потаённо надеялся на что- то, на тот исключительный случай, некое чудо, которое должно было вскорости произойти. Это обязательная необходимость, вызов, особым событием, своей сутью могло изменить всю последующую историю человечества. И конечно же оно не заставило себя ждать… Первые Звёздные экспедиции предвосхитили и наполнили энергией энтузиазма и воодушевления, топчущеюся на пороге своего дома, Цивилизацию. Но лишь на время…
Проходили года за которыми потянулись десятилетия, а первые мастодонты звёздных далей тихоходно торопившиеся к намеченным целям, переставали давать о себе знать совершенно затерявшись в галактических просторах.
Он только помнил из того времени одни названия легендарных судов, увозящих свои экипажи в неведомые миры далёких созвездий. И несколько имён капитанов, бывших ещё некоторое время героями – легендами для подрастающих мальчишек. Да, именно тогда, всё казалось незыблемым, волшебным и истинным. А на самом деле многое оказалось иным.
Что- то дернулось внутри, где- то около сердца. Странным волнующим теплом охватило душу растревоженное воспоминание. «Почему именно сейчас? Зачем именно здесь, посреди засыпающего города и заливающегося слезами неба?». Ведь он не любил Землю…
Всё то была ложь и глупая надуманность предков, веривших, что каждый покидающий отчий дом стремиться вернуться назад, обожествляя его. С ним всё было не так, без ностальгии и пафоса. Его влекли звёзды, с самого детства. Его окружало пространство и безграничность, глубина и тьма космоса. Так о какой Земле тогда стоило мечтать лично ему, о каких голубых просторах океанов и зелёных далях лесов и полей? Вся эта планетарная живописность претила и навевала ограниченность. Для него настоящая жизнь всегда оставалась там, в освещённой бесконечной россыпью звёзд тьме.
Он уже не был первым, и далеко не последующим, а лишь очередным – одним из тех, кого уже привычно и обыденно именовали соляриями. Дети внеЗемли, рождавшиеся и возраставшие в безграничье, не ведавшие понимания чёткости границ планетарного горизонта. Для них поверхность родного планетойда становилась нерукотворной сценой волшебного театра под названием Космос, где шла потрясающая постановка с действием светил, комет, астеройдов и неповторимой сменой небесного свода. А далее судьба их заносила на стационары, базы и поселковые модули Дальнего Экстерра носящиеся по глубоким орбитам и предоставляющие им совершенно иные, красочные и сумасшедшие, просторы, которые стоило бы назвать родным пристанищем. Там, именно там они проводили своё детство и юность. Там, именно там они впитывали понимание дома, точно так, как все дети обычно живущие на дне атмосферного океана главной планеты. Вот в этом была истина, настоящая истина для тех, кто кичился незыблемостью колыбели Цивилизации. Для них же, соляриев Земля превращалась из карикатурной иконы в что- то совершенно мифическое.
В наступающей тьме тротуар начинал сверкать отблесками огней покрываясь тонкой пеленой небесной влаги. И в этом зеркале человек видел лишь звёзды, то, что всегда любил и чему был рад…
Одиночество…
Может быть оно было необходимо? Раньше, скорее всего без сомнения, а вот теперь?.. Неизвестно. Он не знал, как нужно было ответить на такой вопрос сейчас. Не мог и предположить…
Ему припомнился самый первый прилёт на Землю. Странный запах вокруг, крайне резкий и густой, ограниченность небосвода и этот жутко рассеянный и режущий глаза солнечный свет, казалось заполнявший собой всё вокруг. А самое главное – постоянное притяжение сковывающее обычные движения. Он тогда упал, попытавшись бежать и свалившись носом в зелёные заросли этого приторного запаха. Однако же, родителей совсем не напугал плачь, а только обрадовал. Они смеялись над его неуклюжестью и полным непринятием окружающего. Откровенно восхищались и объясняли ему неповторимую красоту и величие местной природы. А он лишь сопел и никак не желал разжимать сцепленные ладони на крепкой шеи отца или держась на нежных руках матери. Так и провёл почти всю неделю стараясь капризами и плачем не покидать родительских объятий.
